Космопорт 2014 № 12 (13)

Вот так-то, дети, горец сказал — значит, правда, ему всё известно, недаром у него такое звучное имя, недаром он самый старый на Земле; и тут вновь началась большая суета, впрочем, она никогда не утихала, просто люди занимались другими делами и не обращали на неё внимания, а тут такое произошло, такое вылезло наружу — только успевай вертеться!

Снарядили новую, совсем уж совершенную ракету, пронзила она небо и опять ушла к далёкому Марсу по давно накатанной дороге, которую тусклым светом озаряли из бесконечности звёзды-фонари.

Сидите, дети, смирно, вам надоело, вероятно, — я кончаю, ведь вы сами попросили рассказать вам сказку, а сказку тоже надо уметь слушать, потому что в ней всегда есть пусть и малое, но всё-таки зерно, и дело в том лишь, на какую почву оно упадёт: если веришь, оно прорастёт в тебе и поднимется целым деревом, и люди будут приходить к тебе в знойный день, чтоб посидеть в тени листвы, а ежели доверия в тебе ни капли — что ж, зерно усохнет, пропадёт, и тогда уж ты, пожалуй, явишься со временем под чьё-то дерево, да только не завидуй — сам был виноват…

Вы полагаете, на Марсе обнаружили Билли-Ивана? Ничего подобного!

Как скептики и предвещали, не нашли там никого, даже эхо его песен, звук его рога — и те исчезли, растворившись в холодных песках.

Нашли только камень и на нём — надпись: «Я ушёл, но вы меня найдёте! Я ушёл дальше».

И всё, ничего больше не было, и люди бы, пожалуй, вновь затеяли спор, чья это надпись, но вовремя спохватились, потому что вспомнили слова старого джигита.

Здесь был Билли-Иван! Без сомнений. Но он ушёл дальше, снова ушёл…

Ах, как меняются времена!

Скакал когда-то по планете Наездник Билли Джонс-Иван Дурак, но люди вторглись в его владения и отреклись от него, не признали его хозяином завоёванных ими земель, и он ушёл, и люди о нём позабыли, они оставили его только детям, которые читают свои книжки, а потом, повзрослев, смеются над прочитанным и вместе с ним над своим детством, над Билли-Иваном, бывшим когда-то их кумиром и учившим их любить неведомое и благородное…

А Наездник тем временем скакал и скакал, он знал, что люди, те лучшие из них, кто сумел сохранить в душе хоть каплю веры в сказку, вновь догонят его и тогда поделят с ним открытый мир, — он не очень спешил, надеясь на лучшее, и люди действительно его настигли, он даже хотел поймать их в свою сеть, чтобы они увидели его вблизи и снова приняли как друга, но он промахнулся — будем справедливы, ведь, наверное, не в первый раз? — а люди явились опять, и теперь уже, чтобы нарочно отыскать его, однако Билли-Иван по-другому решил: их дружба, их союз не будут прочными, во всяком случае сейчас, рано или поздно его осмеют, как и прежде случалось, и он ушёл, ещё дальше, дожидаясь лучших времён, ослеплённый горем и потому не ведая, что эти времена настали: люди заново поверили в него и ощутили в нём нужду — как видно, гордый старый горец оказался верным другом Наездника Билли-Ивана, возродив в мире веру в забытую сказку.

Ах, как меняются времена! И попробуй, попробуй за ними успей!..

Вот и всё.

Дайте мне кто-нибудь ваши старые книжки, я перелистаю их, я вспомню Билли Джонса- Ивана Дурака и вместе со всеми — ну, кто из вас готов составить мне компанию в дороге? — отправлюсь на его поиски.

Я знаю, он ушёл дальше — на Юпитер, Уран, Плутон, за пределы Солнечной системы — и мы тоже туда доберёмся, всю жизнь стремясь за ним, за этим прекрасным Наездником, а он будет от нас ускользать, показавшись на мгновение, чтобы мы не свыклись с ним и не потеряли веру в него, как это случилось однажды на Земле, — да, я знаю: мы всегда теперь будем с надеждою глядеть на дальний горизонт, из-за которого вот-вот должен появиться славный малый — Билли Джонс-Иван Дурак Пустой Карман-Большое Сердце, этот лучший Наездник на все времена!

Алексей СЕМЯШКИН ПАМЯТЬ — ГЛАЗА МОИ

Я помню Вина, распростёртого на поверхности верхней палубы. Вернее, не Вина, а его грузное, крепко сложенное тело. Оно лежит в багрово-алой луже лицом вниз, словно большой океанский лайнер, севший на мель. Белоснежные одежды выпачканы, складки слиплись и уже начали застывать горными хребтами. Алыми горными хребтами.

Вин Дизмон не выдержал первым. А ведь он предупреждал Большую Комиссию. Он в таких чёрных красках описывал эффект Лишнихта, что будь у комиссии хоть чуточку человечности, полёт бы прервали. Но они сказали, чтобы он перестал канючить и взял себя в руки.

Вы слышите? В руки! Тогда они у Вина ещё были. Пара мощных натренированных ручищ, как у африканской гориллы. Большой чёрной гориллы. Дизмон мог гнуть ими стальной прут, словно гибкую ветку.

— Тренировки! Вот, что главное, Володя! — говорил он мне. — Тренировки позволят преодолеть человеку всё. Всё! И даже этот долбанный син-переход.

Вин Дизмон был славным малым. Быстрым не только на крепкое словцо, но и на нелёгкое дело. Он всегда был уверен в себе.

И вот он лежит, и не дышит, и не чувствует больше ничего.