Читаем Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) полностью

– Ной, – вернуться к каше. – Только где-то ты врёшь, нутром чую. А значит, тебе что-то надо. Лучше б сразу выложил, без обходных манёвров.

– Да ты серьёзен.

Кирк ухмыляется. Болтает стаканом.

– Вообще, я только в деталях вру. Мы со Споком про брак проговорили, но мне пока что нельзя. Да и отношениям даже года нет. Дело терпит. Посмотрим, что ещё совет Вулкана скажет, он же полукровка.

Замолкает, продолжая болтать стаканом.

– А вот ты меня беспокоишь. Так что сам и выкладывай.

– Я беспокою? И что тебя конкретно напрягло, то, что я на своём рабочем месте, или то, что ем овсянку?

– Ага. Боунс, у нас корабль проверен от турбин до палубы. Медосмотр прошли все, прошли успешно.

Кирк так и не выпивает злосчастный стакан – ставит его, смотрит на доктора. Серьёзно.

– Бета- и гамма-смены почти не работают, не происходит ничего особенно. Даже в фармакологии, хотя уж с ней-то самый завал. А ты умудряешься не высыпаться, не жрать, и, блять, не орёшь же ни на кого. Трудоголизм в жопе играет? Так скажи, где заразился.

– Это у тебя личная жизнь кипит, а моя радость – это бухло и работа, – Боунс с сомнением поглядывает на бутылку. Но пить не хочется. Не сегодня. На пьяную голову лезут непрошенные мысли. О трибблах, например. – Так что развлекаюсь как могу.

– Ты осунулся, алкаш мудотсековый!

Кирк с силой бьёт ладонями по столу, встаёт. Теперь он нависает над доктором.

– Мне няньку к тебе приставить?! Чтоб в кроватку укладывала и с ложечки кормила? Ты, блядь такая, мой друг и третья нога Энтерпрайз, наравне со мной и Скотти!

– Зеленоухого своего приставь, – хмыкает Боунс. Представление не впечатляет. Уж что-что, а орущего Кирка он насмотрелся во всех агрегатных состояниях. – Да успокойся ты, сядь. Ну хочешь, прямо сейчас пойду и спать лягу?

– Надо будет – приставлю.

Джим садится, смотрит на стакан с сомнением, потом выпивает.

– Не любит Спок, когда я пью, – выругивается. – Короче, забегался я с этим кораблём. Если б не зеленоухий, сам бы не заметил. Боунс, колись, – пододвигает к нему второй, непочатый. – Что? Аэрофобия? Чехов?

– Аэрофобия – друг мой и песня. Чехов меня беспокоит. – Рука сама тянется к стакану. Условный рефлекс алкаша со стажем, и в качестве компромисса МакКой сжимает пальцы на стекле. – Сам понимаешь, если что с мальчишкой будет, на моей совести останется. И ответственности как врача. Голову ломаю, что с ним делать, но не до такой степени, чтобы не спать и не есть. У тебя паранойя.

– Ладно, не до такой. Но ты не ешь и не спишь. В зеркало посмотри.

– Один из симптомов аэрофобии, Джим – тошнота. – Пальцам на стакане уже больно. Приходится разжать их усилием воли. – Не сильно пожрёшь с таким раскладом. А до меня только сейчас доходить начинает, что волынка эта – на пять лет. Пять лет в чёртовом космосе!

– А…

Этому голубоглазому засранцу явно не хватает мягонького капитанского кресла. Ёрзает.

– Короче, мне не улыбается, чтобы ты себя гробил. Ты вообще… – Внимательный взгляд. Кирк говорит это хмуро. – Ты пять лет в космосе выдержишь? Пока что едва неделя прошла.

– А ты про такой термин, как «адаптация», слышал? Ещё дня через три-четыре пройдёт, думаю. Главное, к панорамному окну пореже подходить.

Вот и всё. И не подкопаешься.

Тоже мне, сводня

МакКой откидывается на спинку стула. Пить совсем не тянет. Взгляд блуждает по кабинету, и секунд через пять внутри неприятно ёкает.

Блять.

На рабочем столе. Клетка со светлым кудрявым трибблом. Как притащил его перед началом смены сюда, так и забыл унести. Боунс, стараясь делать это не резко, отводит взгляд от клетки. Кирку надо обернуться, чтобы её заметить. Да и триббл тихо себе дышит. Не пищит, не шевелится.

– Ну смотри.

Кирк барабанит пальцами по столу, потом решительно отодвигает от себя стакан с одинокими каплями на дне.

– Не в курсе специфики, но сонный недоедающий доктор – это хреново. Будет у тебя закусь? Хотя бы занюхать.

– Реплицируй. Кроме овсянки – ничего.

– Сволочь ты, Боунс…

Кирк идёт к репликатору (на клетку не смотрит), шуршит там чем-то, продолжая рассуждать вполголоса.

– Ты это… я же понимаю, что тоже тот ещё засранец. Ну, что не прихожу практически.

– Ты раскаяние-то мне тут не изображай, всё равно не поверю, – Боунс скрестил на груди руки, наблюдая за его вознёй.

Кирк сделал себе косой бутерброд, быстренько его сжевал, роняя крошки в подставленную ладонь.

– Короче, думай. И… – Обвиняюще тыкает в него указательным, – не молчи, понял? Если проблемы – иди ко мне. То, что я сейчас влюблён и счастлив, меняет только количество моего свободного времени.

– Как только мне понадобится вылить ведро слёз по поводу… – Боунс осекается на середине огрызательной фразы. Кирк подходит прямиком к клетке, ссыпает крошки сквозь прутья и, махнув рукой, выходит из кабинета.

Триббл пищит и шуршит в клетке, разбуженный запахом крошек.

– Дерьмовый день, – вслух констатирует МакКой, плеская спирта в пустой стакан.

====== Планеты не каждый день сами по себе появляются ======

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное