Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ)

– Э-э! – Кирк выставляет вперёд ладонь. Смех-смехом, а к сути-то реально не по себе переходить. – На Спока слюни не пускать. Эта зелёная и занудная конфетка моя. Я не про то. Я про то, что наша русская берёзка листочки повесила.

МакКой вместо ответа плеснул себе ещё. Выпил залпом.

– А вот об этом… – помотал головой, – не ко мне. Как повесила, так и отвесит обратно. Я-то тут при чём?

– Так, Боунс… – Время быть серьёзным, поэтому стакан Кирк отставляет. – Ты у нас царь и бог медотсека, это я не оспариваю. Но и ты, и берёзка – члены моего экипажа, мне нужна нормальная работоспособность от обоих. Так что, раз уж он тебе никаким боком не привлекателен – помоги придумать, что с ним делать.

– Ты не хуже меня знаешь, влюблённость в его возрасте лечится только другой влюблённостью, ну или сильными впечатлениями. – Боунс свой стакан тоже отставил, хотя и не без сожаления. Слегка склонился над столом. Заглянул в глаза. – Джим, не знаю, откуда ты узнал, да и знать не хочу. Я стараюсь ему на глаза не попадаться. Пройдёт, может.

– Ну, другая влюблённость…

Кирк откидывается на спинку кресла, почёсывает подбородок.

Колючий. Времени побриться нормально вообще нету, а надо.

– Как вариант, – кивнуть с задумчивым видом. – Если придумаешь хорошую кандидатуру, попробую… не знаю, в одну смену их ставить. Из медиков, может? Ну, чтоб по аналогии.

Наблюдать за Боунсом. Внимательно. Раз словами изо рта не хочет начистоту разговаривать, то нужно смотреть на реакции. А чтобы были реакции – нужно провоцировать.

– Да понятия не имею. – Он тяжело вздыхает и трёт виски. – Я могу вылечить болезнь, но не… влюблённость длиной в пару лет.

– Два… чего?! – Кирк хлопает обоими ладонями о стол, наклоняется вперёд. – Два года? В тебя? Боунс, ты упускаешь сокровище с ангельским терпением. Два?!

– Сам узнал на днях.

– Ну, дело дрянь. – Вздохнуть и принять старую позу. – Тут не перебьёшь. Обидеть пробовал? Отвадить?

– Пробовал, – коротко. – Джим, солнышко, вали уже трахать своё зелёное чудо, вместо того чтобы ебать мне мозг. А то ты явно начинаешь.

– Нет уж, терпи, рассадник феромонов. – Джим, чтобы слова были весомее, подливает в стаканы. – Значит, ты его обидел, а он всё сохнет. Какие ещё варианты? Не на базе же пацана высаживать, я такого навигатора, который ещё и в инженерных системах на ура разбирается, больше не найду.

Глаголь, царь медотсека

Было б тебе поровну, давно б посоветовал его на Дельта Вегу выкинуть

А ты юлишь

– Не посылай в опасные вылазки и береги, – огрызается, – чтобы реже ко мне попадал. А на обязательные медосмотры я его могу другим перепоручать. Не будем видеться – рано или поздно переключится на кого другого.

– Замётано, – отсалютовать стаканом. – Ты тоже не сиди сиднем. Найдёшь себе кого-нибудь, хоть на раз перепихнуться, парнишка быстрее отлипнет.

Остатки из бутылки Боунс плеснул себе почти яростно. И – залпом. Вытер губы, уставился на Кирка зло и устало.

– Я никого не буду искать. Ни-ко-го, – повторил весомо и раздельно.

– Дебил. – Кирк приподнимает бутылку за горлышко, смотрит на товарища сквозь стекло в алкогольных потёках. – Проканать должно. Ну да к чёрту, выход нашли, тему закроем. Ты не думал сам провериться? А то смены как у всех, а рожа невыспавшаяся.

– А из-за кого, – теперь взгляд потухший и мутный, – она не выспавшаяся, радость моя? Кроме тебя, меня никто не будит. Намёк ясен?

– Пиздёж это, а не намёк. Я к тебе первый раз пришёл, а ты с унылой рожей уже третий день. И вообще, я тебя знаю. Не хотел бы – не пустил бы.

Кирк опускает бутылку на стол. Информацию, которая ему была нужна, он получил. МакКой из-за Павла переживает. Остальное – не сегодня, а то доктор не в настроении.

– Ты за ним приглядывай, – напоследок просит Боунс. Он сидит один перед пустой бутылкой и двумя пустыми стаканами. – Я тоже вот приглядывал, пока…

Он поморщился, отмахнулся и стал смотреть в сторону светильника на стене.

– За тобой бы кто приглядел, унылище.

Кирк хмыкает. Это ещё вопрос, кто кому нужнее – этот злобный урод с вечным гипо Паше или кудрявое русское солнышко Боунсу.

– Ну всё, спи. И придумай, кем себя заменить на пару дней, чтоб выспаться! Это приказ.

В ожидании Джима Спок погрузился в медитацию. Их каюты были смежными, и он прикрыл дверную перегородку, разделяющую их, чтобы не натянуло дымом; Кирк не очень любил запах священных вулканских трав.

Его мысленный отпечаток был самым сильным и ярким, стоило закрыть глаза, тянул за собой ощущения запаха, кожи, волос, голоса, но удивляться этому не приходилось.

После того, как Кирк умирал за стеклом, разъедаемый заживо радиацией, а Спок по другую, безопасную сторону, ничего не мог сделать (единственным доступным действием оказалось испытывать самое сильное за всю жизнь отчаяние), страх смерти стал его наваждением. Кирк протянул руку, коснулся ладонью стекла, всё, чего Споку, помнящему ещё телепатический контакт с умирающим Пайком, хотелось в тот момент – суметь прикоснуться в ответ не к стеклу, а к его руке, забрать себе хоть часть боли и страха.

И вселенная, кажется, его услышала.