Читаем Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) полностью

На какую-то секунду, может, микросекунду он умер вместе с Кирком, захлёбываясь его отчаянием, горечью, страхом, одиночеством и тысячами невыразимых, ярких, как взрыв сверхновой, эмоций. Его смерть, минуя стекло между их ладонями, передалась вулканцу.

И человеческая половина взревела от боли утраты и ненависти к тому, кто послужил причиной гибели Джима.

Спок хотел уничтожить Хана, разорвать на части, как дикое животное, раздирать, ощущая на пальцах горячую алую кровь.

Оставалось только поймать его. Когда же оказалось, что кровь эта – единственное, что может вернуть Кирка…

Спок знал одно: тогда через стекло он был с Джимом в миг смерти, пережил вместе с этим человеком то, что для представителя его народа возможно пережить только с партнёром, связанным на ментальном уровне. Наречённым, предназначенным… в людском языке оказалось множество слов для обозначения такого явления, но ни одно из них парадоксальным образом не отражало сути.

Трижды между ними оказывалось стекло. Второй раз – стекло криогенной камеры, пока МакКой разрабатывал вакцину из крови Хана. Часы обрывались в вечность. Каждый.

Третий раз стекло палаты, пока ждал возвращения воскресшего Джима из kan-sorn.

Касался пальцами стекла, за которым был его t’hy’la.

Придя в себя, Джим ему признался в том, что земляне зовут «любовь». О чём он думал? Помнил ли пережитую смерть?

Спок назвал его ashal-veh, про себя, глядя в нереально голубые глаза. Он не хотел принимать его смерть снова. Только не эта пустота и разлом, когда одна половина души умирает вместе с любимым, а вторая разрывается от боли.

А через полгода Спок шептал в его губы ashayam, сжимал его руки, а Джим прижимал его самого к стене. Касаться его было необходимым в той же мере, что и дышать. Присутствие его рядом стало половиной мира.

Он не представлял, что будет, если установить с Джимом полную ментальную связь. Страх смерти не свойственен духу, устремлённому к постижению гармонии и логики. Страх своей смерти.

А смерти своего наречённого?

Мерный треск и мерцание угольков в жаровне, тонкие извивы пряного дыма уводили сознание всё дальше от корабля, забот, нарушающих стройную гармонию покоя мыслей, от ощущения собственного тела, от эмоций, образ Джима становился всё прозрачней и светлее…

Шорох панели донёсся уже из другого мира.

Напахнуло алкоголем, неприятно и резко перебивая запахи благовоний.

– Ты где, зеленоухий мой? – Жизнерадостное, и, уже недовольнее, – так, воняет дымом, вопрос отпал. Закончишь, буди меня, новости буду рассказывать.

И глухой шорох от упавшего на кровать тела.

Спок сосредоточился на дыхании, медленно выходя из сияющей пустоты. Глубже вдохи-выдохи, и сознание возвращается в комнату, где на кровати развалилось его солнце. Спок вынужден признать, что ментальный образ Джима порой кажется ему куда привлекательней реального физического. Но одно неизменно: последние полгода Джим с ним постоянно. В реальности, в мыслях, в тишине медитации.

Он садится на кровать рядом с Джимом, кладёт ладонь на его руку. Пальцы горячие, особенно для его прохладной после медитации кожи.

– Ты пил, – убрав из голоса все эмоции. Джим и так знает, что теперь, когда их ментальные сущности только подстраиваются друг к другу, лучше не вызывать лишних эмоциональных раскачиваний и смещений сознания. Знает – и вспомнит после напоминания. Ни к чему вызывать в нём отрицательные эмоциональные реакции излишними замечаниями.

Джим улыбается ему, открыто и тепло. Сжимает пальцы своими, подносит их переплетение к губам и целует.

– А ты как думал, мы с Боунсом обсудим сердечные дела за чашечкой травяного чая? Виски, немного закуски, душевные беседы. Хочешь, почищу зубы?

– Это на данный момент не имеет значения. – Спок чуть сжимает в ответ его пальцы. С сознанием пьяного человека контактировать отчего-то особенно тяжело. Он подозревает, что дело здесь не в алкоголе как таковом, а в близости к нему Кирка. – Полученную информацию можно назвать полезной?

– Ага, ещё как. – Кирк снова прижимается губами к его пальцам. Не к самим подушечкам, а к костяшкам. – Чехов Боунсу определённо симпатичен. Почему артачится – пока не знаю, но как пойму, расскажу. А пока что я эту тему в разговорах с ним ещё с пару дней поднимать не буду, чтоб не вызвать подозрений. – Усмехается, обдавая тыльную сторону ладони горячим дыханием. – Боунс – мужик умный, особенно когда трезвый.

– Я оставлю суждение о его когнитивных способностях за пределами данной дискуссии.

– Ага, понял, ты так спорить пытаешься, – смеётся. – Не, я не настроен. Я настроен принять холодный душ и затащить тебя в кровать.

– Крайне примитивные планы на время досуга, – не может не ответить Спок. Ирония – ещё одна нелогичная вещь, а их он в последнее время делает удручающе много.

Утро началось с невнятной боли в голове и тоски. Конечно, приказ Кирка сегодня выспаться и переставить смены можно было послать в ближайшую чёрную дыру, потому что лёгкое похмелье уж никак не могло помешать работать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное