Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ)

– После Говорящей планеты моё физическое состояние находится на приемлемом уровне. – Спок вернулся к пробиркам, подсвеченным голубоватым огоньком горелки. Теперь было видно только такие же голубоватые отблески в его волосах и рукав белого лабораторного халата, а слова перемежались тихим стеклянным позвякиванием. – Повреждения получило ментальное поле. А так как между нами на этом уровне имеется прочная связь, то каждая твоя сильная эмоция, будучи принята мной, надрывает его ещё сильнее. Когда мы вступаем в тесный физический контакт, естественный для пары, эмоции не просто надрывают поле, но и резонируют, поскольку я не могу не отвечать на проявление твоих тёплых чувств. Учтя это, а также тот факт, что я не могу лгать, я вынужден был объяснить ситуацию доктору МакКою и попросить его в перечне врачебных рекомендаций внести пункт о полном запрете между нами сексуальных контактов, мотивировав это моим физическим недомоганием. Эмоциональный резонанс во время полного физического и ментального слияния действительно может меня убить. Я пошёл на манипулирование информацией, поскольку знал, насколько тяжело тебе будет принять тот факт, что твоё хорошее отношение ко мне вредит моему здоровью. Доктор со мной согласился, выразившись несколько иначе, я цитирую: «нельзя подвергать Джима таким стрессам, он и так на голову болезный».

– О…

Рука дрогнула, выводя код объединения нескольких видеослоёв. Кирк не в первый раз давал себе зарок хоть что-то почитать о ментальных связях вулканцев, да всё руки не доходили. И вот. Он мог убить Спока. И чем – своими же чувствами.

– Я должен что-то сделать. – Руки возвращаются к объединению слоёв, функционируют твёрдо. А голос – тихий и срывающийся. – Я не знаю, что. Съехать от тебя? Пить успокоительные? Хоть что-нибудь.

– Есть мера, которая позволит избежать ненужных затрат времени и сил. Я разорву нашу связь так же, как перед повторным спуском на Говорящую планету.

Он выпрямляется, переливает синеватую жидкость в пробирку с прозрачной. Всё на секунду окрашивается в ярко-синий, затем светлеет до светловато-мутного. Спок отставляет пробирку на подставку и принимается снимать перчатки.

– Осталось дождаться остывания до комнатной температуры и поместить транквилизатор в гипошприц из лаборатории.

Внутри будто что-то ухает и проваливается. Разорвать связь. Ладно, чёрт с ним, что Спок это уже делал – хотя тоже дрянь выходит. Их связь. Перед глазами – прочные золотые нити между ними, которые натягиваются, лопаются, от одной этой картины уже больно.

– Разрывай. – Твёрдо. – Её же можно восстановить?

– Это будет болезненно, так как со времени Вентуса она укрепилась в несколько раз, полагаю, обострённая страхом потери. – На этом месте он будто едва заметно споткнулся о слово, но продолжил так же спокойно: – Я тщательно обдумывал создавшееся положение последний час и пришёл к выводу, что сохранение связи при нашем ежедневном взаимодействии негативно скажется на текущем выполнении рабочих обязанностей. Это не является приемлемым. Восстановление связи полагаю возможным с вероятностью в 95,7 процента, так как она устанавливается вне зависимости от нас на уровне тонких ментальных структур.

– Дай мне закончить, – кивнуть на видео. – И разрывай. Я подвергать тебя опасности…

Пара часов назад. Тёмные глаза Спока, распластанного под ним. Сумасшедшее желание убить медотсековую сволочь, которая помешала любить почти супруга. Жар между ними, живой, осязаемый.

– Я прошу тебя сосредоточиться на работе, – сказал Спок, убрал перчатки в утилизатор и ушёл в дальний конец лаборатории к терминалам – скорей всего, устранять следы своего «пребывания» в файлах отдела фармакологии.

Сосредоточишься тут. Призрак потери любимого, почти забытый после пребывания на этой злосчастной планете, снова встал перед глазами.

Кирк насильно сосредоточивается на сведении аудиопотоков.

В каюте темно. В клетке никак не угомонится Счастливчик, чёртов мохнатый клубок, и Боунс клянётся себе завтра вернуть его в лабораторию. Не спится. Пашка к нему спиной, Боунс обнимает его под одеялом, придвинувшись ближе, и прямо чуется, что тоже не спит. Переживает из-за Шкафа и статей, ясное дело.

– Пашка, снотворное дать? – тихо. – Отдохнёшь.

Он сжимается как-то беспомощно, кладёт свои руки на его.

– Я сейчас не хочу засыпать. Ты… ты сам спи.

– Мог бы спать – спал бы, – огрызнулся Боунс шёпотом. Выдохнул. Ткнулся носом в его кудряхи, у шеи, потянул запах. Пластиком каким-то отдаёт, из лаборатории, что ли, ещё чем-то химическим. Регенератор, вроде. – Вот ты гениален, блин.

– Ну а чего я сделаю…

Бурчит вроде, а сам спиной к нему жмётся, доверчиво так.

– Да то-то и оно. Со всех сторон гении, скоро облысею на нервной почве. Ты, капитан, зеленоухий… Не удивлюсь, если этот хренов триббл тоже.

– Он выжил и ещё ни разу не размножился. Для триббла самая настоящая гениальность.