Космос Пушкина " России первая любовь…"

*Полина, друг, и все мои сестрички,

Мои проказы, шалости и слёзы,

Мою смешливость, мой мальчиший дух,

Бунтарство праздное и непечатность прозы,

Излившейся случайно на листок.

Вы все, как раньше я сказал бы – розы –

Моих стихов и радостей исток!

Примечание: *Полина –Владелица усадьбы Прасковья Александровна Осипова-Вульф.

Пушкин называл её Полиной.

Обитательницы имения были барышнями экзальтированными, склонными к мечтаниям и

к поэзии, музицировали, обладали хорошими голосами.

Летом, когда приезжал Поэт, рояль иногда выдвигался в сторону поляны. И этот

зелёный мир слышал и трели соловья, и чудный стих, и нежный романс и девичий заливистый

смех.

Поэт шлёт нежные строки этому пространству, соснам и елям, потомкам тех дерев,

которые были свидетелями давних радостных встреч.

294

Усадьба Тригорское Парк Тригорское

ПРИЮТ НИМФ

Я вижу их всегда. Они как дети

Моей судьбы – те сосны, ели,

И дуб уединенный, – весь тот сад –

Моей Души зелёный виноград,

Приют нежнейших нимф, ундин, дриад.

Я помню, как их очи здесь горели.

Как их ланиты от улыбок рдели.

Они со мной и ныне говорят.

Тот мир ума, и граций и любви –

Он не остынет никогда в крови!

С юмором, с тёплой улыбкой Поэт вспоминает свою баньку, при которой была келья

няни.

Здесь бывал он с поэтом Николаем Языковым, который приезжал погостить. Отсюда

бежали они к Сороти и бросались с разбега в её волны.

БАНЬКА

О, банька! Ты меня, бывало,

Водой святою обливала

И чресла бренные мои,

Принявшие твои струи,

От утомленья оживляла

Да, мы здесь счастливы бывали,

Мой друг, когда струился ток

Небесных поэтичных строк.

И омовения урок

Не раз совместно повторяли.

***

О, банька светлая, восторг и наслажденье!

Здесь русский дух подобен божеству.

Здесь праздник воздаётся естеству:

Поистине – вторичное рожденье!

А Свирель, та самая Свирель, которую повесил Он на "тёмну ель" в Тригорском, а затем снял

в конце 20-го века и вручил её Музе Урала, та самая Свирель была рядом с Поэтом и пела Его

бессмертие и торжество жизни.

И Муза Южноуралья, которой ныне дарована Свирель, робко напоминает Ему о себе:

О, мой Поэт, великий и простой!

Твой стих своей воздушной красотой

Меня бодрит, в меня любовь вливая.

295

И снова – нежность без конца и края.

Как я хочу в Михайловском побыть,

Пройтись тропой. Но, Боже, даже в мыслях, –

Рискну ли сопрягать свой шаг с той высью,

Которую немыслимо забыть?

Могу ль пройтись по тропке, где, бывало,

С Тобой, быть может, Анна Керн гуляла?

И нежный шаг и каждый нежный вздох,

Накинув тайны свето-покрывала,

В стихе ту тайну светлую сберёг.

Рискну ль войти в светлицу, где Мой Пушкин,

Волос раскинув на подушке завитушки,

Замыслил свой нестынущий сюжет,

Где нет конца, начала тоже нет.

Здесь нет конца ни творчеству, ни Богу.

Могу ль ступить на странную дорогу,

Что вьётся без начала и конца

По воле шутника и мудреца?

Здесь всё живёт законом Лукоморья –

От чащи до порога и подворья.

Здесь дышит всё улыбкою Аи.

Могу ль ступить я в Сороть голубую,

Чьи чистые прозрачные струи

Омыли руки лёгкие Твои?

Могу ль ступить на этот вот балкон,,

Чьи окна наподобие икон,

Где Ты касался этих колоннад,

Где Ты грустил и пел и в склад и в лад.

Здесь ты оставил свой священный след.

И здесь доныне царствует Поэт!

ПУШКИН:

Моя Свирель! Мой нежный птицепев!

Ты мой помощник в творческой работе,

И, повторяя строчки нараспев,

Остановись на этой самой ноте.

Входи, будь ласкова. И пусть приметят взоры

Дворца и леса зимние уборы.

Пусть заблестят под Солнышком глаза.

И пусть неутомимая слеза

Сбежит по древу мудрости на плаху,

Зажжёт костёр любви на зло вражде и страху.

И за бессмертье кубок выпьем мы,

Отрекшись от сумы и от тюрьмы!

Готов удостоверить подпись я.

Со мною ты и все мои друзья.

Пушкин, 24-30, 19. 02. 1994.

296

Но Свирель Южноуралья всё время что-то задерживает, сколько бы она ни мечтала

побывать в Михайловском.

Остаются только рядом – книги, альбомы, стихи и диалоги с Поэтом. Перед взором –

лишь фотографии Приюта, сияньем муз одетого: Тригорский парк, пруд, река Сороть, холмы,

туманная даль…

Да, вот о чём нельзя забыть. У Гейченко были помощники. Это были люди из разных

уголков страны нашей: учёные и люди рабочих профессий, участники войны и совсем молодые.

Кто-то пришёл из окрестных деревень. Но главное, что их объединяло, это любовь к

Пушкину. Многие знали поэмы и стихи Поэта наизусть. Каждый был готов к любой черновой и

самой тяжёлой работе. Эти люди были надёжной опорой директору Пушкиногорья во всех его

нелёгких трудах.

И благодарность им за их самоотверженность воссылается с Небес теперь и самим

Хранителем… Он ушёл из жизни в 1993 году. 90 лет отслужил Отечеству!

А Свирель, отдавая дань этому чудесному человеку, вовлекает Поэта в диалог, в котором

Сам Пушкин воздаёт должное Семёну Степановичу Гейченко.

Свирель:

О, Пушкин мой! Прийти к Тебе стремлюсь

Сквозь годы, сквозь пургу, сквозь разговоры,

Сквозь ангелов небесных хоры