Во мне поёт и сыплет бисер с Неба
Воспоминаний, смеха, стынь и боль,
Былые дни кусочком чёрствым хлеба
И нынешние дни. Из них любой
Отмечен пагодой стиха и грустью нотки,
Упавшей понарошку и всерьёз.
О, Русь моя, воистину, не в глотке
То счастье, что, Мой Пушкин, Ты принёс.
И громкость голоса не резкость отмечает,
А нежность сердца, рухнувшего в боль.
Вот это нас с Тобой и отмечает,
Прости, что панибратствую с Тобой…
Ты Сам, наверно, этих строчек бисер
Мне передал и нынче и вчера,
Назвав Свирелью, в звании возвысил,
Сказал, что вместе действовать пора.
Вот почему так стих резов и звонок,
Журчит, как ключ, мощнее всех ключей.
Мой Пушкин, мой невиданный ребёнок!
Скажи, Ты чей? А, может быть, ничей?
Серёженька грустит теперь тут с трубкой,
Глядит так выжидающе, как день.
Серёжа, милый, мой ребёнок чуткий!
156
Набрось накидку иль пальто надень.
Лети в Россию, не смотри так грустно.
Ты сердце рвёшь – зачем такая боль?
Читай стихи устами златоуста
И златокудра высветить изволь
В своей строке, что мчится из Рязани,
Ты жив и мечешь по Руси огонь.
Серёженька, моё ты наказанье,
Ну, тронь серёжку, коль захочешь, тронь.
Тронь за серёжку. На берёзке ветка
Давно дрожит, скучая о тебе.
И пусть она уже не однолетка,
Тоскует по крещенской ворожбе!
Мы вместе с вами, дорогие дети,
Промчимся по заснеженной Земле
И погрустим об отлетевшем лете,
И поглядим, как стынет Русь во мгле?
И понадеемся на будущие вёсны,
И ёлочку нарядную зажжём.
Любить и верить никогда не поздно
Ни в Небе, ни у нас, за рубежом,
Сомкнувшимся пристенным приговором,
Отгородившим Истину от масс.
Какое слово МАССЫ – будто творог,
Иль каша жидкая или месива запас,
Зачем и кем когда-то предназначен? –
Замешивать нечистого квашню,
Чтоб выпекать рабов безмолвных, клячи
И отдавать останки воронью?!
Какое слово МАССЫ! – Одурачен
Народ наш русский, Господи, прости!
Ему великий жребий предназначен.
И нет преград у Бога на пути!
О, Пушкин трепетный, о, мой Серёжа нежный!
Слова и строчки разрывают грудь.
Хотела отложить, но стих небрежный
Плывёт на ум и некогда вздохнуть!
Сегодня день особенный – так странно
Бегут стихи, как лодочки в моря,
Плывут в содружестве и плотно и пространно
И не опустишь чудо-якоря.
Они мне не дают остановиться,
Несут с волной в пространство тех светил,
Где снова Пушкин наш сумел родиться
И где Есенин клуб наш посетил.
157
Там познакомились мы с ним. И он поэму
Мою родную первую читал.
Отметил блеск строки и вольность темы,
Учителем моим отныне стал.
И ты, мой Пушкин, друг мой благородный
Меня отметил ласково родством,
Сказал о даровании природном,
Соединенным с чудо-мастерством.
Своей Души признал живое сходство
С моей Душой – пусть маленькой пока.
О, Пушкин! Это наше первородство
Так звонко! Так оценка высока!
Что я теряюсь и роняю нежность
К Твоим ногам, Мой Пушкин дорогой.
И колокольчик ласковый небрежно
Повесила под радостной дугой
Российской тройки. Скачет резво тройка.
Рассыпан блёстками серебряный убор
Вожжей с уздечкой. А попробуй. тронь-ка
Какой-то бес, – копытами в упор
Она снесёт того врага в канаву,
Растопчет и серебряную вязь
Своей дуги взовьёт к Луне не ради славы
И к Солнышку, а потому что страсть
И нега овладели этой тройкой.
Она не терпит лести и вранья.
Она звенит заливисто и бойко
Цветными бубенцами января.
Да, в январе мы с вами повстречались
И синь-зимы впитали яркий звон,
И тройкой необузданной помчались,
Не задевая крыш и светлых крон
Деревьев, насыщая нежность кожи
Энергией и ловкостью пера,
Стремясь взлететь и стать моложе
И завтра быть добрее, чем вчера!
Скажи, мой Пушкин, кем тот стих означен?
И ты, Серёжа, друг мой, просвети:
Тот стих уже нельзя переиначить.
Его состроил кто-то на пути
Той тройки, что к Луне высокой скачет.
Тот стих лишь только можно повторить.
Его нельзя, мой друг, переиначить,
А можно только сердцу подарить.
СЕРЁЖА:
Да, стих написан. Не печалься, Таня.
158
Его ведь тоже нужно угадать,
Восстановить, как рыбку на кукане,
И жадному читателю отдать.
Пусть кушает. Благодаря искусству
Его не съесть, тот благородный стих.
Он порождает ласковое чувство
И требует беседы на двоих.
А. С. ПУШКИН
Скажу и я, Ваш Александр Пушкин, –
Зачем она полезла в глубину
Вот эта рыбка, глупая Танюшка!
Мутит волну и чудо-тишину.
Написан стих. И нам о том не спорить.
Но как написан, нужно угадать.
Лови ту рыбку с море, на просторе,
Чтобы потомкам нашим передать.
Скажу тебе – нелёгкая задача.
И тут талантом вровень нужно быть
С тем, чья чудная космопередача
Как рыбка. И тот стих нельзя забыть.
Прильнуть к низовьям, угадать, услышать,
Поймать и, насадивши на кукан,
Почувствовать, как стих живёт и дышит
И устремляет взоры к облакам.
Вот вам урок. У творчества секретов,
Скажу, друзья, вовек не занимать.
Стих плачет, как обугленное лето,
Взывает к совести, как ласковая мать,
Кричит и рвётся с привязи и льётся
Холодною водой из родника.
Ну что, Татьяна, чем нам отзовётся
Усердья нашего астральная рука?
Не плачь, не сомневайся. Мы как ты же
В ответе за строки горячей медь.
И чем труднее, тем родней и ближе
И думать, и смеяться, и гореть,
И плыть, как лодочки, и уноситься тройкой,
Стихами глушь страны перебирать,
И удивляться глупой новостройкой,