Косой крест

«А что я корчил? – включилась оправдательная философия, – Я – что – виноват, что она такая? Я ее, что ли, такой сделал?» Но осадок от того, что не ответил добродушием на добродушие, остался. Чувство вины, спровоцированное совестью, зашевелилось, доставляя неудобство. Правда, продлилось это недолго – до тех пор, пока не попробовал бурую, с запахом кофе теплую воду – почти не сладкую и откусил кислый с горечью прогорклого масла пирожок. «Так тебе и надо, – выплыл из памяти детский ответ уязвленного самолюбия на обиду, но вслед за этим что-то снова шевельнулось в душе, – Вот именно, – пришла мысль, – а чем я-то лучше?» Сквозь пелену размышлений в сознание стала пробиваться тревога. Она переросла в чувство страха, оформившись пониманием, что профукал сообщение о вылете. Подбежав к лестнице, Женя начал судорожно искать внизу кого-нибудь из вахты. Головы, головы, головы. И ни одной, хоть чем-то напоминавшей знакомую. Внизу шевелилась людская масса, снуя по вестибюлю аэровокзала в разных направлениях. Стояли группы пассажиров – по трое, по четверо, с боков обступая кучки своего багажа. Змеились очереди у некоторых касс. И ни одного человека, за которого, как за своего, смогло  бы зацепиться сознание. Сердце, ускоренно перегоняя по жилам кровь, глухо толкалось в груди, отдаваясь в висках и все более стимулируя страх. Остаться одному в незнакомом городе, фактически без денег – никак не входило в планы Жени. Он снова и снова метался по залу глазами, пока подсознание не подало сигнал, когда они пробегали около одного из дальних информационных щитов. Под ним главный инженер, развернув за борта пиджак, что-то говорил Копытову, подобострастно державшему перед грудью руки со скрещенными пальцами.

– Фу-у-ух… – Женя облегченно выдохнул, откинув назад голову, – Слава богу.

Он еще постоял, наблюдая за передвигавшимися внизу людьми. Но потом решил спуститься и держать в поле зрения старшего рейса – так надежнее. Перспектива – «добираться поездком» никак не входила в его планы. Но как только он собрался это сделать, диктор объявила для вахты, летевшей в Советский, сектор и номер стойки. Так что старшего с главным увидеть удалось только там. А с дефектоскопистом они встретились уже в накопителе. Тот, видимо, оказался в нужное время в нужном месте. А потому и контроль прошел до того, как у стойки скопилась очередь.

Всю дорогу до Советского Женя проспал. А проснулся, когда «аннушка», завалившись в крен, стала заходить на круг, снижая высоту. Перед самым пробуждением ему показалось, что он вместе с креслом падает набок. Уши заложило – снижение оказалось слишком быстрым. И вскоре самолет, издав специфический звук соприкосновения шин с поверхностью поля, покатился по взлетной полосе. Включив реверс тяги, и увеличив обороты двигателей, он взревел, упираясь винтами в воздушное пространство аэропорта.

12.

Маша уже у дверей дома, автоматом раскрыв сумочку, покопалась в ней, и, не нащупав ключей сразу, с неохотой сосредоточилась на реальности.

– Где же они? – заволновалась. Чувство благости, до этого сопровождавшее ее приятные воспоминания и смелые интерпретации на тему состоявшейся встречи, словно туман под ветерком, стало растворяться и исчезать. А ему на смену подсознание попыталось подсунуть недовольство. Но его не случилось – ключи нашлись. Она открыла дверь, и снова окунулась в себя. Автоматом поставила сумочку на пуфик и повесила ключи. Сбросив туфли, нащупала стоявшие рядом шлепанцы. Машинально пошла в ванную, открыла воду и вымыла руки и лицо. А когда опустила полотенце и глянула в зеркало, вдруг замерла от удивления. Показалось, что видит не свои глаза. Но это продлилось лишь мгновение. Не более того. После этого все встало на свои места: лишь странное впечатление, что она – уже не та, что была несколькими днями раньше, некоторое время не покидало сознание. «Совсем не та, – разглядывала она себя, – Когда это случилось? Сегодня? Вчера? Или еще раньше». Ей вдруг вспомнился самый первый разговор. По телефону. В тот момент, когда она впервые услышала его голос, странное откровение вспыхнуло в сознании. Но, обескуражив, почти сразу же исчезло, оставив шлейф удивления. Что это было? Трудно сказать. И мысль – не мысль. И чувство – не чувство. Скорее, и то и другое, не успевшее воплотиться в конкретные слова. Но состояние сознания оказалось настолько сильным и настолько поразило, что не вспомнить о нем сейчас оказалось просто невозможным. Сейчас, после встречи, вспомнив те свои переживания, она вдруг поняла, что в ее сознание тогда пытался пробиться голос интуиции. Но быть понятым в тот момент еще просто не мог. Слишком большой разрыв существовал в причинно-следственной цепочке событий. И лишь провидению в тот момент такое было под силу.