Кости холмов. Империя серебра

– Говорю с тобой от имени Сорхатани и Дорегене, жены Угэдэй-хана! Это послание надо срочно доставить в армию Субудая – не просто срочно, а срочно, как никогда. Загоняй лошадей, не щади гонцов, но передай это наследнику хана Гуюку. Ему, и никому иному. Лично в руки. Ты понял меня?

Старый воин пристально смотрел.

– А почему такая спешка? – осведомился он.

Судя по всему, новость еще не получила распространения. Хубилай решился. Надо, чтобы гонец поскакал сию же минуту, без всяких проволочек.

– Хан умер, – произнес он ровным голосом. – Необходимо известить его наследника. А теперь гони – или лишишься места!

Человек не мешкая кликнул ночного дежурного. Хубилай наблюдал, как навстречу торопится хмурого вида молодой нарочный. Заслышав приказ не щадить ни себя, ни лошадь, он вначале напрягся, а затем с пониманием кивнул. Послание легло в кожаную суму, которую гонец перекинул через плечо. Ямские слуги в это время уже спешно седлали лошадь. Тонко позвякивали бубенцы на сбруе.

Почтовая лошадь, почуяв знакомый звук, прядала ушами и раздувала ноздри. Звон седельных бубенцов для нее означал бег во весь опор на далекое расстояние. Вот гонец дал ей шпоры и, в секунду проскочив под аркой, галопом помчался по еще сонному городу. Хубилай потер шею, которая отчего-то занемела. Ну что ж, свое дело он сделал.

Когда прибыла Сорхатани, Дорегене рыдала в своих покоях. Стражники у дверей впустили посетительницу, едва взглянув на выражение ее лица.

– Ты уже слышала? – спросила Дорегене.

Сорхатани без слов раскрыла объятия, и Дорегене почти упала в них. Сама она была крупнее Сорхатани и обвила ее руками полностью. Какое-то время обе стояли, скорбно прильнув друг к другу.

– Я пойду в сад, – выдавила Дорегене. От горя ее трясло, она едва держалась на ногах. – Там с ним сейчас стража. Он ждет… меня.

– Дорегене, – сказала Сорхатани, – вначале я должна с тобой поговорить.

Та в ответ безутешно покачала головой:

– После. Я не могу оставлять его там одного.

Взвесив шансы ее остановить и поняв, что это бесполезно, Сорхатани уступила.

– Позволь мне пойти с тобой, – сказала она.

Обе двинулись вдоль коридора, ведущего в сад. Сзади шлейфом потянулись стражники и слуги Дорегене. На ходу Сорхатани слышала сдавленные рыдания Дорегене, закрывавшей лицо руками. Это лишало Сорхатани самообладания. Она ведь тоже потеряла мужа, и рана до сих пор была свежа, и весть о кончине хана снова разбередила ее. Сорхатани не покидало ощущение, что нити событий ускользают из рук. Сколько времени пройдет, прежде чем Чагатаю донесут, что его брат наконец умер? Как быстро после этого он явится в Каракорум и заявит свои претензии на ханский престол? Если он станет действовать стремительно, то его армия прибудет сюда раньше Гуюка.

Поворотам, углам и переходам не было конца. Наконец в лицо дохнул свежий ветер, и впереди за крытой галереей распахнулось пространство сада. Злополучное место у скамейки по-прежнему освещали факелы, хотя уже рассвело. Дорегене с криком пустилась бегом. Понимая, что ее не остановить, Сорхатани просто молча шла следом.

На подходе к скамье она встала как вкопанная, давая Дорегене одной проделать последние шаги до мужа. Стражники стояли в беспомощном гневе, ощущая бремя вины: не уберегли, не доглядели.

Тот, кто обнаружил Угэдэя первым, повернул его лицом к небу. Глаза хана были закрыты, и лежал он в глухом, отрешенном безмолвии смерти, с лицом белым как мел. Сорхатани вытирала слезы. Дорегене тем временем опустилась рядом с мужем на колени и ласковым движением отвела ему со лба волосы. Она не причитала, не плакала, просто сидела и неотрывно, с печальной кротостью смотрела на него. Под задувающим ветром шуршали ветви деревьев. Где-то невдалеке щебетнула птица, но Дорегене не подняла глаз и не сдвинулась с места.

Среди общего молчания прибыл Яо Шу – как был, в ночном халате. В лице, как и у почившего хана, ни кровинки. Казалось, за какой-то час он постарел, поник. Ханский советник молчал вместе со всеми. В своем горе он стоял сумрачной тенью, подобно безмолвным деревьям в саду. Из-за горизонта медленно всходило солнце. Сейчас многие обернулись на дневное светило с негодованием, как будто его свет и жизнь были чем-то оскорбительным.

Когда утро залило город красноватым золотом, Сорхатани наконец приблизилась к Дорегене и нежно взяла ее за руку.

– Пойдем, – тихо попросила она. – Дай им унести его отсюда.

Вдова покачала головой, и тогда Сорхатани, склонившись, зашептала ей на ухо:

– Отложи свою скорбь, хотя бы на сегодня. Подумай о своем сыне, Гуюке. Слышишь меня, Дорегене? Ты должна быть сильной. Слезы по Угэдэю будем лить тогда, когда твой сын окажется в безопасности.