Кости холмов. Империя серебра

Угэдэй встряхнулся, стараясь не вспоминать, как повел себя тогда Толуй и что для него сделал. Храбрец способен побороть страх – это теперь понятно, – но, похоже, только на время. Вот что неведомо молодым: то, как он изгрызает человека, как с каждым разом возвращается все более сильным, пока ты наконец не остаешься один на один с собой, борясь за каждый вздох.

Угэдэй тогда поддался отчаянию, дал ему собой овладеть, сдался. Сорхатани выволокла его из этого омута и вселила новую надежду, хотя ей невдомек, насколько это мучительно – надеяться. Как жить рядом со смертью, которая повисает за его плечами, хватает сзади за горло, тянет книзу. Он стоял перед нею. Собрал все свое мужество и поднял голову, но смерть не отвела взгляда. Никто из людей не может быть сильным и днем и ночью. Это разрушает, обращает в прах.

Угэдэй положил руки на колени, развернув их ладонями кверху. Уже начали образовываться мозоли, волдыри появились впервые за многие годы. Кое-где ладони все еще сочатся жидкостью уже после часа упражнения с мечом и луком. Силы возвращаются, но чересчур медленно. В молодости тело повиновалось ему безотказно, хотя сердце уже тогда было слабовато. Хан поднес руку к шее и сунул пальцы под шелковую рубаху, туда, где бился тоненький, как ниточка, пульс. Что-то хрупкое, словно птица.

От внезапной боли Угэдэй вздрогнул. Удар был такой, что помутилось в глазах. Он изумленно обернулся посмотреть: что это? Рука машинально ощупывала голову – нет ли крови? Собственные руки возле глаз казались непомерно большими. Да нет, ладони чистые. Второй удар заставил его судорожно согнуться, впившись пальцами в колени, словно нажатием можно было сдавить боль. Шумно втянул воздух и стал задыхаться. В ушах ритмично грохотало, словно внутри стучал молот.

– Перестань, – злясь, велел хан самому себе.

Тело – враг, сердце – изменник. Ничего, он ему сейчас задаст. Будет слушаться как миленькое. Согнувшись в три погибели, левую половину груди Угэдэй стиснул в кулаке. Снова удар, еще сильнее прежнего. Хан со стоном откинул голову, вперясь в меркнущее небо. Ничего, он ведь выдюживал прежде. Перетерпит и сейчас.

То, как он боком упал со скамьи, почему-то не почувствовалось, лишь пристали к щеке камешки дорожки. Он слышал громкие медленные удары сердца, а затем ничего, только жуткая в своей нескончаемости тишина. Кажется, откуда-то донесся голос отца. Очень хотелось расплакаться, но слез не осталось, а были лишь мрак и холод.

Глава 26

Из сна Сорхатани вытянул дверной скрип. Возле кровати стоял Хубилай. Вид у него был угрюмый, глаза припухли и покраснели. Она вдруг испугалась тех слов, которые сын мог произнести. Прошли уже годы, а память о смерти Толуя была по-прежнему садняще свежа. Откидывая одеяла, Сорхатани резко села.

– Что? – только и спросила она.

– Видно, мама, это проклятие твоих сыновей – приносить дурные вести.

Хубилай отвернулся, пока она переодевалась во вчерашнее платье.

– Говори, – велела она, торопливо застегивая пуговицы.

– Хан умер. Угэдэй мертв, – глядя за окно на спящий в ночи город, проговорил Хубилай. – Телохранители нашли его в саду. Я случайно услышал.

– Кто-нибудь еще знает? – вмиг проснувшись, осведомилась Сорхатани.

Хубилай пожал плечами:

– Послали кого-то сообщить Дорегене. Во дворце тихо, во всяком случае пока. Стража спохватилась: что-то он долго не идет. Вот и нашли, возле скамейки. Никаких наружных повреждений.

– И то хорошо, хвала Господу. Сердце у него было слабое, Хубилай. Те немногие из нас, кто знал, давно уже боялись, что этот день наступит. Ну и вот… Ты сам тело видел?

Юноша болезненно поморщился – и от вопроса, и от воспоминания о тягостном зрелище.

– Видел. И сразу пошел к тебе сказать.

– Правильно сделал. А теперь слушай меня. Нам надо не мешкая кое-что предпринять, пока новость не начала расползаться. Иначе ты еще до лета увидишь, как твой дядя Чагатай въедет в Каракорум, чтобы стать ханом.

Сын недоуменно смотрел, не понимая причины внезапной холодности матери.

– Как же мы его теперь остановим? – спросил он. – Как его вообще кто-то остановит?

Сорхатани уже спешила к двери.

– Он не наследник, Хубилай. Перед ним стоит Гуюк. Нам нужно срочно отправить в армию Субудая гонца. Гуюк теперь в опасности – вплоть до того момента, пока всенародное собрание не провозгласит его ханом, как в свое время – его отца.

Хубилай недоуменно уставился на мать:

– Ты вообще понимаешь, как далеко он сейчас?

Держа руку на дверной ручке, она остановилась:

– Хоть на другом конце света, сын мой. Ему необходимо сообщить. Ямской почтой. Или для сообщения между нами и Субудаем не хватает лошадей?

– Мама, ты не понимаешь. Это же… четыре тысячи миль. А то и все пять. На это месяцы уйдут, в один конец.

– И что? Сейчас же напиши о случившемся. Или ты писать разучился? А затем надо срочно послать гонца с запечатанным посланием лично Гуюку. Могут гонцы доставить личное письмо?

– Ну да, – заражаясь волнением матери, рассудил Хубилай. – Да, конечно!