Костяная королева

Стражи, дежурившие у массивной двери, поклонились госпоже. Она вытащила из складок платья связку ключей и отперла дверь. Ещё несколько ступеней вниз – и королева шагнула на каменный пол.

Справа и слева тусклый свет выхватывал тёмные широкие решётки камер, за которыми по несколько человек в каждой обитали узники. Здесь была и ниша для надзирателей, которые сменяли друг друга два раза в день. Теплота и сухость создавали непривычное для подобных мест ощущение комфорта – королева заботилась о своих пленниках.

Стражники вскочили с мест, приветствуя свою госпожу.

– Как тут дела?

– Тихо и спокойно, ваше величество. Заключенные почти не производят шума, мало общаются. Большую часть времени спят.

Королева кивнула. Она не торопясь прошла вдоль решёток с одной стороны стены и перешла к другой, пристально вглядываясь вглубь камер. Заключённые сидели, привалившись к стенам, словно в каком-то полусне. Они почти не шевелились, их редкие движения были как будто замедленными и отрешёнными. Когда королева проходила мимо них, лишь малая часть пленных обратила в её сторону тусклый безучастный взгляд когда-то полных жизни глаз. Другие не обращали внимания, бессмысленно уставившись в мёртвую точку.

Королева насчитала двадцать два человека, не принимая во внимание ещё одного, особенного заключённого.

– Что-то ты к нам зачастила. Всё обходишь камеры? Считаешь, сколько пленных прибавилось? – раздался хриплый голос из дальней камеры. Надменная усмешка звучала в его словах. – Или боишься, что кто-то сбежит, а, королева?

При всём желании сбежать отсюда не представлялось возможным: крепкие каменные полы и стены, несгибаемой толщины прутья решёток, неподкупная стража.

– Ты что-то хотел сказать, брат?

Бенедикт-старший терпеть не мог, когда Фриджия его так называла. Никогда не признавал родства с ней.

– Просто интересно: зачем величеству спускаться в это помещение? Уже второй раз. Ты даже здесь не лишаешь меня возможности видеть твое надменное узурпаторское лицо.

– Хочешь поговорить?

– Да, давай поговорим.

– Оставьте нас.

Надсмотрщики поклонились и спешно покинули темницу, оставив Фриджию наедине со сводным братом.

В присутствии стражи он сидел в тёмном углу, завернувшись в одеяло, и теперь немного пододвинулся к решётке. За то время, что он провёл здесь, его светлые волосы вдвое увеличились, закрыв собой половину лица, взгляд помутнел, впали щёки. Когда-то его можно было назвать красивым – по крайней мере, внешне. А теперь он больше походил на человека, лишившегося рассудка. От былого образа, созданного им самим, не осталось и следа.

– Ну что, сестричка, нравится тебе твоё положение? Этого же ты всегда хотела – забрать у меня титул?

– Не жалуюсь.

– А что твой возлюбленный, король? Умер, да? Я слышал об этом. Твои стражи любят поболтать. Я знаю, это твоих рук дело.

– Надо же, какая проницательность.

– Почему тогда и меня не прикончишь? Кровные узы – в этом всё дело? Совесть будет мучать?

– Ошибаешься.

Она улыбнулась, но не так, как улыбалась всегда – на этот раз действительно искренне. И этот её взгляд, словно бездны мира мертвых… Бенедикту стало не по себе, он поёжился, но усилием воли не убрал насмешку с лица.

– Что-то ты не сильно разговорчивая, сестричка.

Она ничего не ответила, только скрестила руки на груди и облокотилась на стену. Тогда Бенедикт заговорил снова:

– Зачем ты спускаешься сюда? Задумала что-то? Зная тебя, можно предположить что угодно. Признавайся: ты что-то задумала!

– Ты даже о сыне своем не спросишь? Хорошо ли ему под моей опекой?

– Сын? Да мне наплевать на него, он уже не мои ребенок. Это всё ты, ты его изменила, обратила в свою веру! Теперь он не мой ребенок, а начинающее подобие великой королевы! Так? Так что мне о нем спрашивать, у меня больше нет детей!

– Значит, вот как заговорил. Серьёзно так думаешь? Неужели, я способна на что-то подобное? – Её лицо приняло самое невинное выражение.

– Ой, не надо! Я ведь всё про тебя знаю!

– Да? И что же?

– Всё! О тебе и о твоих делишках, и о твоих приспешниках, и о твоих любовниках. Это ты убила всех тех людей, чтобы захватить власть. А может, ты и отца прикончила?

– Ну, такого я никак не ожидала. А ты, оказывается, высокого мнения о моих способностях. – В её голосе прозвучало неподдельное удивление: как брату вообще пришло на ум обвинить её в смерти отца? Хотя в чём-то он прав – ей эта смерть только на руку. – Можно подумать, ты у нас такой белый и пушистый.

– Уж получше твоего.

– Могу поспорить, хотя бы одного из своих братьев убил ты. Или обоих? Не слишком благородный поступок.

– Откуда ты знаешь? Никого я не убивал, чепуха всё это! – Бенедикт беспокойно вскочил на ослабевшие ноги и припал к прутьям решетки. Насмешку в его голосе сменили напряжённые интонации, он говорил сбивчиво, испуганно и с яростью.

– О, сами умерли, значит.

– Сами! Я здесь вообще ни при чём! С чего ты это взяла? Вздор!