Костяная королева

– Глори, ничего страшного, что ты останешься здесь и не простишься с его телом. Твоё здоровье гораздо важнее. Извини, я всё же вынуждена тебя оставить, но обещаю вернуться как только смогу.

– Не стоит так беспокоиться обо мне, сестра, – сквозь слёзы проговорила Глория. – Я и так чувствую себя виноватой… Тебе не следовало приезжать сюда из-за такой мелочи. И сейчас ты должна быть там столько, сколько нужно, сколько пожелаешь. Я всё прекрасно понимаю и ни в коем случае не стану на тебя сердиться. Наоборот, если ты поедешь обратно ночью, я буду очень волноваться. Так что обещай мне остаться там до утра.

– Хорошо. Но тебе не в чем себя винить. Я ни о чем не жалею и поступила бы так снова.

– О Фриджи! – в который раз повторила Глория, обнимая сестру. Немого успокоившись, она выпустила её из объятий. – Не стану тебя задерживать…

Девушка встала с постели, поцеловала свою наивную сестру в лоб и ушла, оставив её наедине с печальной новостью. Глория, проводив сестру сочувствующим взглядом, откинулась на подушку и накрылась одеялом, оставив только красные воспаленные глаза.

Свет из открытого окна отбрасывал причудливые тени, пляшущие на потолке и стенах. Несмотря на свой возраст, Глория иногда боялась оставаться одна. И в этот раз её пугали жуткие тени деревьев, похожие на руки и силуэты странных существ, которые только того и ждут, пока человеческая девочка заснёт, чтобы забрать её. Даже травы не могли избавить Глорию от этого абсурдного, совершенно беспричинного, но очень навязчивого чувства.

Но стоило ей закрыть глаза, как гудящий рой переживаний обрушился на неё с новой силой, усиливая это щемящее чувство в груди. Потерять друга – это очень больно.

Всю ночь ей снились беспокойные сны, напряжённые и неприятные, и даже во сне её не покидали переживания. Такая впечатлительность вполне соответствует её возрасту и характеру. Ведь Глория, в отличие от сестры, обладала способностью сопереживать чужому горю.

Уходящий день освещали последние лучи бесчувственного солнца. Завершая свой путь, светило окрашивало небесный свод тёплыми и холодными оттенками красного, проводило золотыми лучами по утопающему в зелени и трауре городу.

Солнечный свет постепенно остывал, уступая место ночному покою. Жестокое солнце, такое холодное, такое беспощадное. Сколько раз оно являлось свидетелем ужасных событий, и сколько раз было тому виною.

Нет переживаний, нет волнений, нет чувств.

Солнце безжалостно скрылось за горизонтом, забирая с собой всё своё тепло, и оставило наскучившую толпу с их мелкими заботами и заплаканными лицами на попечение своего тёмного брата. Только свет от костра теперь освещал людей, отражаясь в их глазах вместе со скорбью, сожалением и сочувствием.

В глазах королевы отражалась бездна.

Ритуальный костёр, святой и всеочищающий, обнимающий тело молодого короля, всё не угасал. Он будто чувствовал повисшую в воздухе молчаливую горечь утраты, так сильно сжимающую сердце.

И чувства всех собравшихся здесь сливались воедино, уносясь вместе с дымом костра ввысь, как немое прощальное послание.

Лишь королева ничего не чувствовала. Безжалостный палач, безмолвный наблюдатель, она, как никто другой, истинное олицетворение солнца на земле.

Уже стемнело, небо полностью окрасилось в ночные краски, отступило на второй план, создавая приятный фон для светил тёмного времени суток. Уже над городом воцарилась ночь, заливая всё вокруг безбрежной тьмой. А священное пламя всё не угасало. Вот оно, наконец, поглотило свою пищу, начало понемногу опускаться, всё ниже и ниже, словно под давлением мглы.

Огонь погас, а вместе с ним утонули в темноте и цвета, лица слились друг с другом и тоже пропали. Вокруг различались лишь тёмные силуэты, и над ними – бескрайняя долина звёзд.

– Теперь я могу спать спокойно, – проговорила Фриджия, расположившись в своей комнате своего нового дворца. С недавнего времени ей принадлежало уже две страны, полностью, законно и неоспоримо.

– Да, я тоже. Кажется, я напрасно волновался.

По внешнему виду Моррита посторонний человек не сказал бы, что он вообще умеет волноваться, ибо чувства крайне редко отображались на его лице.

– И всё-таки странно это. Я не понимаю, как можно оплакивать человека, с которым не знаком, которого ни разу в жизни не видел.

– Всё это – человеческие заморочки от нечего делать. Разве у занятых серьёзным делом людей есть время на посещение таких бессмысленных церемоний? Я больше чем уверен, что через пару лет никто даже имени его не вспомнит.

– Потому что помнят только великих.

– Нужно иметь нечто большее, чем просто красивое лицо и знатное происхождение.

– Чего только не заставит людей совершать традиция. Как будто это приказ какой-то. Вопрос жизни и смерти.

– Люди вообще очень зависимые существа. Ведомые.

– Хотя воображают себя свободными и исключительными.

Оба усмехнулись. Редко кто смог бы похвастаться такой идиллией и полным взаимопониманием, как эти двое.

– Что теперь планируете делать, госпожа? Определились со страной?

– Думаю, нужно начать с Примы.

– Почему же, если не секрет?