Костяная королева

А сейчас на столе поместилось тело её преданного слуги.

Фриджия выгнала из операционной всех лишних и оставила только Эквитума на случай, если ей понадобится помощь. Любые лекари сейчас оказались бы бесполезны – никто так хорошо не разбирается в анатомии, как королева, никто даже не взялся бы за такую сложную операцию.

Взглянув на беспомощное тело своего слуги, лежащее на столе, на секунду Фриджия почувствовала слабость. Голова закружилась от мысли, что ей предстоит работать не с каким-нибудь посторонним и безразличным человеком, а с тем, кто в некоторой степени дорог ей. Но эта секунда прошла, и неуверенность сменилась холодной отстранённостью профессионала и решимостью с примесью надежды.

Рана была глубокая и, возможно, смертельная. Возможно – потому что в такие моменты надежда не оставляет до последнего, и пока сердце бьётся, можно попытаться спасти Моррита. Если он выживет, это будет чудо.

Фриджия, расчётливый, практичный, далеко не сентиментальный реалист, в любом другом случае признала бы, что человека с такой раной нельзя спасти. Но ведь перед ней лежал Моррит, близкий друг, очень важный для неё человек.

И этот крохотный лучик, маленький комочек надежды был единственным источником света в царстве тьмы её ледяной души.

Хирург и её ассистент продезинфицировали руки, инструменты и рану пациента, приготовили всё нужное для операции и приступили. Девушка мастерски управлялась с инструментами, пусть даже они не были удобны в использовании, её движения были точны, слова и распоряжения коротки и только по делу. Её внимание целиком и полностью сосредоточилось на ране и на состоянии Моррита. И полное погружение в работу приносило свои положительные результаты.

Никто не мог предугадать исход операции. Тем не менее, Фиделис отдал несколько распоряжений и сам принимал участие в подготовке комнаты для Моррита. Он выбрал светлую, тёплую и удобную в плане расположения комнату. В ней вымыли полы, протёрли пыль, вычистили всё, что только можно, кровать застелили чистым постельным бельём и принесли гору подушек. Мебель немного переставили и вынесли лишнее.

Вскоре всё было готово, оставалось только ждать. Чем и занимались Фиделис, Глория и ещё несколько человек прислуги.

Глория, это хрупкое и ранимое существо, не находила себе места. Поводов для волнения у неё было предостаточно. И все её внутренние переживания временами выливались наружу в форме тяжёлых вздохов и даже слёз. Моррит был практически членом их семьи, очень хорошим другом. Таких ещё поискать, и неизвестно, найдётся ли в мире хоть один человек такой же благородный, искренний, преданный.

Девушка очень переживала за него и очень восхищалась им. За двенадцать с небольшим лет их знакомства она не могла упрекнуть этого человека в чём-либо плохом, он всегда проявлял искреннюю заботу и внимание к сёстрам, всегда оберегал их. В его поведении и словах не было лжи или лицемерия. Он бескорыстно отдавался служению королевской семье. Так и теперь…

«О, бедный милый Моррит! – думала Глория в мучительном ожидании исхода операции. – Его поступок поистине достоин уважения и восхищения! Если бы не он, сестра… Неужели всё это происходит на самом деле, а не снится мне в каком-нибудь из кошмаров? Если бы только можно было проснуться утром и забыть этот жуткий сон, чтобы всё снова было по-прежнему!»

Мысли о судьбе слуги плавно перетекали в мысли о возможной участи сестры, которая бы постигла её, если бы не Моррит. Глория так боялась, так переживала, что нападения на сестру продолжатся и что спокойной их жизнь уже никогда не будет. Кто эти жестокие безбожные люди, покусившиеся на бесценную жизнь дорогой Фриджии? У них нет ни чести, ни совести, ни сердца.

От неизвестности и от недомолвок бедная девушка чувствовала себя просто ужасно. Постоянная недосказанность начинала раздражать её, а будущее пугало своей непредсказуемостью. Старшая сестра – и Глория чувствовала это – постоянно что-то недоговаривала, не во все свои дела посвящала, переводила тему, когда разговор затрагивал неудобные для неё вещи. То ли она берегла Глорию, то ли считала её ребёнком.

И Фиделис, как на зло, туда же! С момента его приезда девушка чуть ли не по пятам за ним ходила, пытаясь выспросить хоть что-то помимо общеизвестных фактов. Уж он-то точно знал больше, чем говорил, но по какой-то причине всё старательно скрывал, отмалчивался, и вопросы оставались без ответа.

Сидя в новой комнате Моррита, с массой чувств, мыслей и вопросов, которым уже просто не было места внутри, Глория снова обратилась к Фиделису и сделала при этом такое несчастное лицо, какое бывает только у глубоко несчастных людей:

– Ну как ты можешь, Фиделис?! Ты же видишь, я переживаю, я страдаю, я боюсь! А ты, такой жестокий, беспощадный человек, ты заставляешь меня страдать ещё больше! Я не вынесу этого! Ты, видно, хочешь, чтобы я лишилась рассудка. Я ведь не прошу невозможного, всего лишь прошу человеческого отношения ко мне. Разве это много?