Кот и крысы

Дома же инвалид Тетеркин сообщил ей, что ее ожидает некая девка, подлого звания, в горницу он ту девку не пустил, а велел сидеть на заднем дворе, на лавочке. Марфа гостей в такое время не ждала и пошла на задний двор, несколько насторожившись: поди, опять принесли грошовый заклад, а будут слезно вымаливать под него пять, а то и десять рублей.

Девка в синем крашениновом сарафане сидела, до такой степени задумавшись, что не сразу повернулась на оклик.

Это была Дунька.

– Что ты, мать моя, среди бела дня маскарады затеваешь? - спросила недовольная Марфа. - Прознает твой - куда денешься?

Дунька только рукой махнула.

Чутья Марфе было не занимать.

– К полицмейстеру, что ли, опять бегала?

– Да нет, он сам к нам приезжал…

– Как это приезжал?

– Его князь Волконский с собой брал. Посидели немного, в ломбер поиграли, в мушку, потом уехали.

– Ему что, больше негде в мушку играть?

– Да нашлось бы где…

Дунька отчетливо давала понять, что Архаров приехал в дом у Ильинских ворот ради нее, Дуньки-Фаншеты, и в то же время отнюдь не хвасталась своим успехом, нет - она была сильно чем-то огорчена и озадачена.

Марфа хорошо знала подопечную. В Дунькиной жизни немало всяких глупостей набралось, немало амантов, галантонщиков, амурщиков и просто хахалей приняла она в силу своего ремесла, не делая из этого великой беды, а только до сих пор не случилось ей повстречать мужчину, как случилось Марфе, которой Бог послал Ивана Ивановича Осипова, он же - Ванька Каин.

– Ну так в чем же дело-то? - сердито спросила Марфа. - Для чего ты ко мне притащилась? Какого совета хочешь?

В глубине души она понимала, что не может тут быть никаких советов. Дунька что-то уже решила для себя и хочет подтвердить свое решение.

– Не знаю, как быть, ходить к нему, не ходить…

Дунька была уверена - Марфа поймет, о ком речь.

– Коли деньгами дарит или, скажем, золотишком - чего ж не ходить? - грубовато выразилась сводня.

– Не-ет, денег я у него не взяла… - отвечала Дунька, да так, что видавшей виды Марфе сделалось страшновато.

– А сулил?

– Браслеты золотые давал, вернула.

– А он?

– Уговаривал.

– А ты?

Дунька помотала головой.

– Ничего же он, дурак, не понял, обиделся, надулся! - воскликнула она. - Неправильно, твердит, не положено! Мало ли что не положено? А коли я не могу?!.

– Ну так и скажи - не могу, мол, соври чего-нибудь.

– А что тут соврешь?

– Ну, правду бы сказала, - наугад брякнула Марфа.

– Так как же бы я сказала бы ему, что я его пожалела?! - в отчаянии воскликнула Дунька.

– Пожалела? - повторила Марфа. - Ох!… Ну, коли так - дело худо. Это для нас, баб, беда… Это, Дунька, плохо. Твоя жалость для его гордости - как масло в огонь. Пуще вспыхнет.

И тут Дунька наконец заревела.

Она плакала взахлеб на широкой Марфиной груди, а Марфа гладила ее по голове, по плечам, по длинной русой косе, и шептала что-то бессвязное, и называла голубкой, жизненочком, цветиком, сиротинушкой, и целовала в висок, и у самой вдруг полились какие-то удивительные слезы - не горохом, а одна за другой, ровненько, не кривя лица, не порождая смятения в носу.

Инвалид Тетеркин заглянул - у него там в сарайчике игрушечная мастерская была налажена, - да и встал в пень, присвистнув. Чего-чего, а рыдающей Марфы он еще не видывал.

– А тут еще эта полымянка с Ильинки, ее мне только еще недоставало! - сквозь слезы говорила Дунька. - Она ему, вишь, теперь не по зубам, вот он и кобенится, дурак!…

– Да она против тебя - что индюшка против голубушки, - утешала Марфа. - Мало ли что у них там было? Было, да прошло!

– Так не прошло же!…

Инвалид Тетеркин понял, что поработать сегодня не выйдет - лавочка, на которой рыдали сводня с подопечной, стояла впритык к сарайчику. И он молча, совершенно не замеченный, покинул задний двор.

* * *

Прибыв на Лубянку, Архаров тут же занялся обычными своими делами - выслушивал доклады, следил за розыском наиболее важных дел - об убийствах и грабежах. Сообщили ему также, что князь Горелов-копыто ночью выезжал верхом. Поскольку парнишки из наружного наблюдения безлошадные, а улицы в такое время пусты, князь в сопровождении одного только человека ускакал галопом и умчался, надо полагать, по Каменному мосту в Замоскворечье.

– Ох, мать честная, Богородица лесная… - пробормотал удрученный Архаров. - Опять это Замоскворечье! Не возвращался?

– Нет, государь Николай Петрович… - растерянно сказал Макарка.

Демка доложил, что беглый лакей Павлушка, скорее всего, доподлинно беглый - удалось потолковать с дворником старой княжны Шестуновой, и все попытки передать через него фунтик табака, который Демка якобы задолжал Павлушке, оказались тщетны.

– А коли бы взял? - спросил Архаров.

– А вот тогда бы другой разговор вышел, - отвечал Демка, сразу поняв, к чему клонит начальство. - Тогда б я его и стал выслеживать. За вранье он бы мне в тот же день ответил!

– Федьку позови, - велел Архаров.

– Федька с утра в Замоскворечье, след господина Коробова ищет.