Кот и крысы

– Это он правильно… Ступай, попробуй еще кого из шестуновской дворни расспросить, девок, что ли, не мне тебя учить. И вот что мне сделай - попробуй проберись в усадьбу. Марфа тут мысль подала - а жива ли вообще та беглая девка? Может, не уберегли, померла, а теперь все на покойницу валят - сбежала-де безвестно.

Выпроводив всех, он тяжко задумался.

Дела не ладились.

И мало того, что беглая девка как в воду канула, что Саша совсем сгинул, что шулера неуловимы, так еще и Дунькино сообщение…

Ну, какое, ко всем чертям, дело московскому обер-полицмейстеру до какой-то приблудной Жанетки? Лизетки? Анетки?!. Гори она синим пламенем, эта Ильинка!

Конечно же, Архаров ничего такого вовеки не произнес бы вслух. Он просто насупился и, сам того не замечая, ломал в руках лепешку красного сургуча в мелкую пыль.

Потом понял, что так нельзя. Встал. Знал, что придумал плохо, да только лучше не придумывалось.

– Захар! - позвал Архаров подчиненного, заведомо сидевшего снаружи у дверей.

Захар Иванов тут же оказался перед ним.

– Зайди-ка, дельце есть.

И уже в кабинете Архаров сказал так:

– На Ильинке есть лавка Терезы Виллье. Сдается, что туда захаживают наши голубчики и оставляют друг для друга записки или что на словах передать. Тучков там был, но побоялся чересчур решительно приступать. Отправляйся, погляди, кто ту лавку навещает, да товара не берет…

Архарову в жизни приходилось врать, без этого нельзя. Но никогда еще вранье не давалось ему столь тяжко.

– Я по-французски не знаю.

– И не надо. Ты только проследи, кто таковы, куда уходят, приметы запомни. Как тебя Шварц учил.

– Больше приказаний не будет?

– Пока не будет, ступай с Богом. Да! Спустись к Шварцу, он тебя переоденет ну хоть разносчиком.

Оказалось - Шварца нет, куда подался - неведомо. Но никому ничего не сказал, выходит - немец где-то неподалеку. Если вспомнить, что он с рассвета до заката пропадает в подвалах, то и ругаться грешно - имеет право подышать после сырости свежим воздухом. Неподалеку? Что ж у нас тут достойного неподалеку? Ага…

Архаров вспомнил Ивановский монастырь и Шварца с нелепым узелком, откуда торчало бутылочное горлышко.

Людоедка все еще была жива, сидела под строгим солдатским караулом и не являла ни малейшего раскаяния. Она смирилась с волей государыни, которая выставила ее на позорище в саване, с табличкой на груди, и ввергла в узилище. Но почему государыня поступила так, а не иначе, Людоедка не ведала и вины своей никак осознать не могла - следовательно, и раскаяние ей не давалось.

И Архаров подумал, что воля Божья иной раз свершается через совершенно неожиданных людей. Черная душа совершила то, что и на ум бы не пришло куда более светлым душам. Шварц уберег жизнь Людоедки - а точнее, продлил ее бессмысленное существование во имя всемогущего порядка, хотя за порядком земным, вероятно, угадывал порядок небесный. Руками Шварца Бог послал Людоедке возможность и время для осознания своих грехов. А уж на какие мысли она это время употребила - другой вопрос, вне компетенции и Шварца, и самого Архарова.

Сказывали, кто-то совсем отчаянный к ней туда забрался и обрюхатил. И ведь не побоялся же многолетней грязи! Архарова даже передернуло, хотя он сроду не был брезглив.

И вот теперь Шварц - очевидно, в чем-то усомнившись, или же просто устав считать себя необходимым для Москвы пугалом, - пошел пешочком постоять у стен Ивановской обители. Убедиться, что справедливость все же есть. Ну, сие ненадолго, скоро вернется.

До вечера дел хватило - и пожары, и воровство. Москва знать не желала, что обер-полицмейстеру охота бросить все силы на поимку шулерской шайки. Она все преподносила да преподносила свои подарочки.

Поздно вечером он, вымотавшись беспредельно, прибыл домой, прихватив с собой Тимофея и Клавароша, и тут же Никодимка, видя его состояние, засуетился, чуть ли не в сенях принялся его раздевать. Поднял гвалт, всполошил весь дом, крикнул, чтобы подавали горячий самовар, и сам за ним помчался. Наконец он уложил хозяина в постель и сам заботливо подоткнул одеяло.

– Спокойной ночки, ваши милости Николаи Петровичи! Вы господина Тучкова не ждите, они в гостях, а ложитесь и спите, спите, я сам за вас Богу помолюсь!

Лицо не врало - Никодимка действительно был намерен вычитать вечерние молитвы и за себя, и за Архарова.

Может, и вычитал - Архаров так никогда этого и не узнал. Утром не до того было.

Равным образом он не узнал, в котором часу ночи разбудил его преданный камердинер. Были у него часы стеновые большие, боевые, немецкие, в китайском корпусе с картинками, но врали немилосердно, и за то были сосланы в пустую комнату третьего жилья. Хорошие стоячие часы обер-полицмейстер так и не удосужился приобрести, ни в спальню, ни в кабинет, а малые карманные остались в кармане кафтана - кстати, незаведенные. В таких случаях он рассчитывал на часы Меркурия Ивановича, который ухаживал за ними со всем тщанием старого холостяка и даже никогда не терял ключика.

Возможно, это было уже раннее утро. По крайней мере, мрак за окном несколько поредел.