– Да что ты. Смеши бьешь? Значит, ты теперь, получается – смешарик? – И Малдер зло усмехнулся, такой короткий и неприятный звук «ха!». – И чему еще тебя твой Саша Гусев учит?
– Много чему. Он говорит, что я способная, между прочим.
– А я хотел тебя на свидание пригласить, – тем же злым тоном бросил он, и я автоматически выпалила, что нет уж, спасибо, конечно, но у меня график, тренировки, режим питания. Я говорила и ненавидела себя, и понимала, что все очень плохо, потому что на свидание с Апрелем я хотела, еще как хотела.
– В общем, если хочешь, можешь прийти на турнир и за меня поболеть, – подвела я краткий итог своей абсурдной речи.
– Ну, знаешь, – почти прорычал Малдер. – Здоровье дороже.
– Как знаешь. И вот еще что. Мне надо бежать! – таким же полным возмущения голосом прорычала я.
– Удачи в спортивных достижениях, – ответил он и отключился. Я даже не поняла до конца, что произошло, и только улыбающаяся физиономия Саши Гусева добила меня.
– Значит, ты идешь на турнир! – возликовал тот, взбесив меня окончательно. – Отлично, я тебя записал! Теперь не отвертишься.
– Да? Успел. Какой молодец. А теперь вычеркни.
– Не вычеркну, – замотал он чуть лысоватой своей головой. Как же мне захотелось влепить ему щелбан! И я ляпнула:
– Ах, не вычеркнешь. Да? Ну а я тогда не скажу тебе, что я узнала о наших проблемах – о твоих проблемах, Саша. На работе!
– Что? – Он замер, побледнел, перестал улыбаться, и я в ту же секунду поняла, что перешла все границы и что лучше бы я в самом деле влепила ему щелбан. Я опустила взгляд, чертыхнулась и тихо продолжила:
– Я весь день думала, как тебе сказать. Я не знаю, мне кажется, нет ни одного хорошего способа сказать такое.
– Говори, не тяни.
– Саша, тебя собираются уволить. – Мой голос напоминал слабое, почти потерявшееся в горах эхо, но и оно может вызвать сход лавины. Саша сделал шаг мне навстречу и взял меня за руку повыше локтя, сжал пальцы.
– Что ты говоришь? Почему?
– Я ничего не знаю. – И я рассказала ему все, что мне стало известно.
Глава 8
Просто получай удовольствие от жизни. Иными словами, радуйся, что не помер!
Я знаю, сделать так было правильно. Иногда нужно сделать человеку больно, чтобы избавить его от еще больших проблем. Например, когда у человека есть больной зуб и его необходимо вырвать. Но у Саши не было больных зубов, у него были ненормально белые ухоженные зубы, намекающие всем и каждому, что для некоторых профилактический осмотр стоматолога раз в полгода – не пустой звук. Когда я рассказывала Саше о том, что узнала от Джонни, он улыбался во всю ширь своего белозубого рта, но эта улыбка шла совершенно вразрез с паникой, яростью, непониманием, читавшимися в его глазах.
«Что за фигня?» – так он сказал, когда я закончила говорить, – сбивчивый монолог пятиклассника, забывшего, что к уроку задавали выучить стишок.
Я так и осталась стоять посреди спортивного зала, вспотевшая, с ракеткой в одной руке и телефоном в другой. Сашка развернулся и просто ушел. Этого я никак не ожидала и не знала, что делать дальше. Тренировка закончилась, люди потихоньку собирали разбросанные по полу вещи, скидывали побитые облезлые воланы в картонную коробку, обменивались впечатлениями, шутили, сетовали на пробки, хотели улететь в теплые страны. Кто-то сдавал деньги тренеру. Я встрепенулась и тоже потянулась к кошельку – тренировки стоили недорого, а если брать абонемент на месяц, то еще дешевле, но я не была уверена, что каждая данная тренировка не станет для меня последней.
– Ромашка! Пошли! – услышала я, все еще стоя возле тренера и в третий раз пытаясь пересчитать сдачу. Я дернулась всем телом и обернулась. От Сашиной белозубой улыбки не осталось следа, но он не бросил меня там, повез домой. В машине я решилась и тихонько пробормотала:
– Ты меня простишь?
– За что? – ответил он сквозь зубы. Я пожала плечами и отвернулась к окну.
– Я не знаю, но все равно чувствую себя виноватой… в чем-то.
– Ты всегда чувствуешь себя в чем-то виноватой, это не новость, – ответил он, и это была последняя вещь, которую мы сказали друг другу, если не считать коротенького «пока», когда Сашка высадил меня из машины неподалеку от дома. Ему было не до меня. Гусев погрузился в глубокие размышления, я видела, как напряженно он раздумывал над сказанным мною, и мне хотелось успокоить его. Сказать – эй, кого ты слушаешь? Это же я! Наверняка я все напутала и переврала.
Мама заглянула ко мне в комнату в первом часу ночи – сонная, теплая, в байковой ночной сорочке «в пол», с длинными рукавами. Она смотрелась как аристократка восемнадцатого века, не хватало только подвязанного под подбородком чепца.
– Ты чего не спишь? – спросила я, и мама возмущенно передернула плечами.
– Я хотела задать тебе тот же вопрос, – прошипела она. Рядом с моей кроватью в раздвижном кресле спал Вовка, так что громкость приходилось убавлять.