Кот, который гуляет со мной

– Я уже собиралась, – заверила я ее, хотя моя поза и моя одежда опровергали мое заявление. Я сидела на подоконнике в полной амуниции – джинсы, теплые носки, водолазка и безрукавка поверх нее. Хоть сейчас на работу. Не исключено, что я досижу тут до утра – я знала, могла почувствовать приближающуюся бурю. Мое персональное проклятие, бессонница, молчаливая, недвижимая истерика, которую переживаешь, просто глядя в окно.

Такое уже бывало. Я знала, как встает солнце за моим окном, я могла сказать, в каком часу из-за какого дома начнут появляться его лучи. Я могла обманывать себя, ложиться в кровать, раздеваться, пить горячий ромашковый чай, пытаться почитать что-то на ночь, но, если бессонница бралась за меня, я была беспомощна. К тому же на этот раз к ней добавилась головная боль. И чувство вины, от которого я никак не могла избавиться, как ни пыталась. Причем оно не было связано конкретно ни с Сашей, ни с Игорем Вячеславовичем, моим благородным идальго, решившим пригласить меня на свидание. Чувство вины сплелось и распределилось между ними в неравномерных пропорциях, переливаясь из одной части в другую, как жидкость в сообщающихся сосудах.

К двум часам ночи я ненавидела себя.

К половине третьего я ненавидела еще и моего благородного идальго.

Где-то около трех я начала искать таблетки, которые он мне прописал. Удобство его профессии заключалось в том, что, будучи не просто психологом, как моя сестрица, а психотерапевтом с корочкой врача, Апрель мог не только промывать людям мозги, но и прописывать таблетки. Что он и сделал, стоило ему только завидеть меня. Видимо, одного профессионального взгляда на меня было достаточно, чтобы понять – без сильнодействующих препаратов тут не обойтись. Впрочем, то, что я заснула посреди бела дня прямо на его психотерапевтическом диване, тоже не помогло мне в создании имиджа абсолютно здорового человека.

– Где же они, где же эти чертовы колеса, – бормотала я, перекапывая недра ящиков письменного стола. Таблетки нашлись на кухне, в серванте, куда я их сама же и положила. Память тоже так себе. Когда-то я была другой, я была красивой и юной, с острым умом и ясными серыми глазами. Отчего я чувствую себя старушкой в двадцать семь лет? Отчего вчера я не смогла просто поболтать с Малдером, поломаться чуть-чуть, а потом согласиться на свидание, которого желала, о котором мечтала? Он не звонил всего три дня. Два, если вдуматься. Воскресенье и понедельник. Во вторник вечером позвонил. Нормальные отношения, свидания вместо того, чтобы начать жить вместе после первого же дня знакомства. Он может без тебя, а ты без него. Но он скучал. Скучал он, суука!

Мне захотелось позвонить Апрелю – прямо сейчас, в четвертом часу ночи, и сказать, как герой какой-нибудь дешевой голливудской стрелялки, что я «слишком стара для этого дерьма».

Вместо этого я выпила таблетку, а чуть погодя еще одну – контрольную. Хвала производителю, около четырех часов я отключилась, как была, в джинсах, водолазке и безрукавке поверх, на кровати, укрывшись колючим клетчатым пледом из чистой шерсти. Его в свое время принес папа, он купил его на работе, в своем НИИ – ими приторговывала одна коллега. Она запудрила папе голову этой «чистой шерстью», и папа даже не подумал возражать – заплатил какие-то бешеные деньги. Шерсть была чистой, но кололась страшно. Когда папы не стало, я только этим пледом и укрывалась. До сих пор укрываюсь, и мне нравится, что он колется. Как еще понять, что ты жива, если нет колючего пледа? Парня тоже нет. Во сне мне привиделось, что я пытаюсь отбивать бадминтонной ракеткой куски программного кода, написанного на С++. Самый абсурдный сон, который я только видела в своей жизни.

А утром разразился гром. И еще – Крендель вернулся. Очень может быть, что эти два факта – гром и Крендель – были связаны, как спутанные фотоны света. Хотя… света не предвиделось, одна сплошная тьма.

– Ты где была, Файка? – набросился на меня умница Ваня, когда я «нарисовалась» на двадцать шестом этаже, с опозданием, с головной болью, так и не покинувшей меня, несмотря на предпринятые меры и принятые препараты.

– А что? – Я решила ответить вопросом на вопрос, используя тактику, о которой в свое время мне рассказал тоже мой благородный идальго Малдер всея Руси. Отвечая вопросом на вопрос, ты аккуратно переворачиваешь позиции и становишься критиком вместо критикуемого. Главное, помнить, в чем фишка, и не дать себя поймать в ловушку.

– Что ты такое вчера сказала Гусеву? Он пришел и припер меня к стенке, спрашивал: «Ты тоже знал? Ты тоже был в курсе?» В курсе чего?

– А как ты сам считаешь? – вывернулась я.

– Гусева вызвали на двадцать седьмой, ты в курсе? И что происходит? – не сдавался Ванечка, но я внутренне только потирала ручки. Работая с информационной безопасностью, Ваня, сам того не замечая, сливал и сливал мне информацию. О, контрвопрос, ты «рулишь».

– А кто его вызвал?

– Постников. И еще знаешь кто? Крендель!

– Да ты что! – Тут я «согрешила», не удержалась. – Вернулся?