— Ричард, — сказала тетя Тил, — мы поселили в твоей комнате гостя, мистера Дэвиса. Гм… сейчас июль, и северная комната на третьем этаже, наверное, подойдет для вас с Хейзел…
— Хейзел! — вмешался дядя Джок. — Вот пароль, который сообщил доктор Хьюберт. Майор Сэди, это одно из твоих имен?
— Да. Хейзел Дэвис Стоун. Теперь — Хейзел Стоун Кэмпбелл.
— Хейзел Дэвис Стоун? — переспросила тетя Тил. — Ты не дочь мистера Дэвиса?
Моя жена внезапно оживилась:
— Возможно. Давным-давно меня звали Хейзел Дэвис. Это Мануэль Дэвис? Мануэль Гарсия О’Келли Дэвис?
— Да.
— Мой папа! Он здесь?
— Будет к ужину, надеюсь. Но… в общем, у него дела.
— Знаю. Я провела в Корпусе сорок шесть субъективных лет. Папа, думаю, примерно столько же. Мы почти не виделись — Корпус есть Корпус. Господи! Ричард, я сейчас расплачусь. Сделай так, чтобы я перестала!
— Я? Дамочка, я просто жду автобуса. Но можешь взять мой носовой платок.
Я протянул ей платок, и она промокнула глаза.
— Грубиян. Тетя Тил, надо было почаще его шлепать.
— Ты ошиблась с тетей, дорогая. То была тетя Эбигейл, которая уже покинула нас.
— Тетя Эбби грубо обращалась со мной, — заметил я. — Лупила меня персиковой розгой. И получала удовольствие.
— Лучше бы дубинкой. Тетя Тил, смертельно хочу увидеть папу Манни. Столько времени прошло…
— Хейзел, ты же видела его прямо здесь… вон там. — Я указал место на полпути к старому амбару. — Всего три дня назад. — Я поколебался. — Или тридцать семь дней? Тридцать девять?
— Нет-нет, Ричард! Ни то ни другое. По моему субъективному времени прошло больше двух лет. — Хейзел повернулась к остальным. — Для Ричарда все это в новинку. Он был завербован по его субъективному времени лишь на прошлой неделе.
— Меня никто не вербовал, — возразил я. — Поэтому мы здесь.
— Посмотрим, дорогой. Дядя Джок, я хочу кое-что тебе рассказать, но придется слегка нарушить Кодекс. Меня это не слишком беспокоит: я лунарка и не соблюдаю законы, которые мне не нравятся. А ты — поклонник строгой дисциплины и не станешь слушать разговоры о веселье, которое нас ждет?
— Ну… — медленно протянул дядя Джок. Тетя Тил фыркнула. Дядя Джок повернулся к ней. — Что ты смеешься, женщина?
— Я? Нет, я не смеюсь.
— Грррм. Майор Сэди, мои обязанности и мой долг подразумевают определенную свободу в толковании Кодекса. Я действительно должен это знать?
— По моему мнению, да.
— Это твое официальное мнение?
— Ну, если вопрос стоит так…
— Не важно. Пожалуй, лучше все рассказать, предоставив мне судить самому.
— Да, сэр. В субботу пятого июля, одиннадцать лет тому вперед, в две тысячи сто восемьдесят восьмом, ШКВ переместится в Нью-Харбор на временнóй линии номер пять. И ты тоже. Думаю, со всем семейством.
— Та самая информация, распространение которой должен запрещать Кодекс, — кивнул дядя Джок. — Она легко может создать положительную обратную связь, вызвав смешение сигналов и, возможно, панику. Но я могу спокойно воспринять ее и применить с пользой. Гм… можно поинтересоваться, с чем связано перемещение? Дело в том, что я вряд ли отправлюсь вместе с штабом, а мое семейство — тем более. У нас тут работающая ферма, и не важно, что за ней скрывается.
— Дядя, — прервал я его, — я не подчиняюсь никакому дурацкому Кодексу. Активисты с Западного побережья наконец прекратили болтовню и отделились.
Брови дяди взлетели вверх.
— Что… правда? Не думал, что они перейдут от слов к делу.
— И тем не менее перешли. Первого мая восемьдесят восьмого. Мы с Хейзел побывали здесь пятого июля, в субботу: отряды калифорнийцев только что захватили Де-Мойн. Повсюду падали бомбы. Может, сегодня ты думаешь, что не уехал бы отсюда, но тогда собирался поступить именно так — я знаю, я здесь был. Я здесь буду. Спроси доктора Хьюберта — Лазаруса Лонга. Это он считал, что тут опасно оставаться. Спроси его.
— Полковник Кэмпбелл!
Голос был мне знаком. Я обернулся.
— Привет, Лазарус.
— Такие разговоры строго запрещены. Вы меня поняли?
— Он никогда ничему не научится, — со вздохом сказал я Хейзел, после чего снова обратился к Лазарусу: — Док, вы пытаетесь заставить меня стоять по стойке смирно с первого дня нашего знакомства. Не выйдет. До вас так и не дошло?
Где-то когда-то Лазарус Лонг наверняка прошел подготовку, позволявшую контролировать свои чувства, и я видел, что он призывает на помощь свой прежний опыт. Ему потребовалось на это секунды три, после чего он проговорил — спокойно, на пониженных тонах: