– Раз вы остаетесь на Рождество один, вы должны присоединиться к нам. Си-Си украсит большую елку, а из Сент-Луиса приедет мой сын. Он работает кем-то вроде архитектора. Его отец – мой первый муж – был школьным учителем. У меня у самой диплом учителя английского языка, хотя, глядя на меня, не подумаешь. Я уже ничего не читаю. В нашем деле ни на что не хватает времени. Этот дом у нас уже четыре года, и всегда что-нибудь…
Она продолжала щебетать, а Квиллер, не слушая, глядел на пухленькую болтушку. Он привык к тому, что его, представителя СМИ, всячески умасливают, усердно подкармливают – последнее было одним из дополнительных преимуществ профессии, – но хотелось, чтобы хозяйка дома была чуть менее разговорчива, хотелось, чтобы она ушла до того, как антиквары начнут спускаться из салуна «Развяжись пупок».
Впрочем, старания миссис Кобб подружиться с ним были, вероятно, совершенно невинными. Чрезмерная раскованность – от недостатка вкуса. Да и с серым веществом у бедняжки не густо. Но и она настаивает на версии несчастного случая с Энди Гланцем! Неужели даже ей ясно, что, возникни сомнения в этом деле, подозрение падет на ее мужа?
– Он умер от пищевого отравления – ботулизм, – поставила диагноз Айрис.
– Кто? – прервал размышления журналист.
– Мой первый муж. Я знала, что произойдет что-то ужасное. Я видела это по его руке. Когда-то я читала по ладони – просто хобби, понимаете? Хотите, посмотрю вашу?
– Я не очень-то верю в хиромантию, – ответил Квиллер, потихоньку выбираясь из кресла.
– Не упрямьтесь. Узнаем ваше будущее. Я не скажу, если будет что-то действительно плохое. Сидите, где сидели, а я примощусь на скамеечке.
Она плюхнулась округлым задом у его ног и сказала:
– Правую руку, пожалуйста.
Айрис сжала ладонь Квиллера в своих теплых, чуть влажных руках, а затем погладила ее, чтобы линии стали виднее.
Журналист неловко заерзал, пытаясь найти тактичный выход из положения, но мягкое кресло оказалось ловушкой.
– Очень интересная ладонь, – произнесла миссис Кобб, надевая очки.
Она гладила его руку и наклонялась все ниже, рассматривая линии, но вдруг комнату наполнили визг и резкие крики. Это Коко кинулся на Юм-Юм со зверским рычанием. Кошка завопила и начала отбиваться. Парочка каталась по полу, сцепившись в один злобный клубок.
Миссис Кобб вскочила:
– О боже! Они же убьют друг друга!
Квиллер закричал, захлопал ладонью по здоровому колену, потом с трудом встал и звонко шлепнул попавшего под руку кота по мягкому месту. Коко злобно взвыл, и Юм-Юм удалось вырваться. Но Коко тут же снова погнался за ней. Юм-Юм перелетела через письменный стол, обежала кресло, бросилась под чайный столик, однако преследователь не отставал. Они носились и носились по комнате под грозный крик Квиллера и верещание миссис Кобб. На четвертом круге гонок кошечка нырнула под чайный столик, а кот, не рассчитав, проехал по нему сверху. Журналисту удалось спасти кофейник, но поднос со сливками и сахаром опрокинулся на пол.
– Ковер! – вскричала хозяйка. – Берите тряпку, быстро! Я сейчас принесу швабру.
Она выбежала из комнаты, а из салуна «Развяжись пупок» примчались испуганные антиквары.
– В чем дело? Кого здесь убивают?
– Просто семейная сцена, – кивнул Квиллер на котов.
Коко и Юм-Юм как ни в чем не бывало сидели в кресле. Юм-Юм выглядела вполне умиротворенной и спокойной; Коко нежно вылизывал ее мордочку.
Одиннадцать
Этой ночью Кобб снова храпел. Квиллер проснулся в три часа от боли в колене, выпил таблетку аспирина и лежал под приглушенный рокот из-за стены. Жаль, что у него нет льда. Жаль, что он вообще переехал в Хламтаун. Здешние жители подвержены несчастным случаям, и это, похоже, заразно. Зачем он заплатил за месяц вперед? Неважно, он пробудет тут, пока не закончит материал для «Прибоя», а потом съедет, взяв себе на заметку: бойся хозяек, домашние пироги приносящих. Да, это было бы разумно – сосредоточиться на статьях и перестать совать нос в дела покойного антиквара.
Тут в усах Квиллера по-знакомому защекотало, и он заспорил сам с собой:
–
– Значит, его убили. Значит, это был грабитель. Попытка ограбления.
–
– Забудь и думать о бывшем актере. Это безвредный старый чудак, который любит животных. Коко сразу проникся к нему симпатией.