Кот-Скиталец

…Горб его круглый год был покрыт щетиной цвета перца. Я так любила в детстве его дразнить этой порослью, хвататься, как за гриву, или притворяться, что хочу надергать из нее кисточек для раскрашивания. Она была слишком жесткая для этого, оба мы это знали, но он поддавался на игру, изображал из себя жуткого злюку… Со всадниками нет каурангов, псами не потравят, так что – думают загнать, как лису? Нет. Копья, упертые в стремя широкие копья с поперечиной понизу лезвия – да это…

…Он рыскал по гущине луга, будто форштевень морского судна в бурю, однако фриссы были почти так же увертливы и никак не отрывались от куцего хвоста с грубой волосяной метелкой на кончике. Издали Хнорк казался не таким крупным, они все не знали его так хорошо, как Серена…

…Рогатины. Мама Тати, это правда, что андры едят человечину? Это рутенское слово на губах ребенка означало плоть всех без различия Высоко-Живущих. Теперь оно выскочило из подсознания – мысль была смята, но куда резче острой стали. Серена пошла наперерез, по-мункски пригнувшись к земле; тем пружинистым, безостановочным скоком, что переняла от дружков и брата (где это его до сей поры носит? Сама услала, а теперь жду…). Ухватки ее были, уж точно, не рутенские и даже не кхондские, а похуже; ладно, теперь не до изысков. На одной из масляных картинок волки красиво эдак лошадиную запряжку преследуют, но там ведь торная дорога, а не лесная опушка, где нижние ветки только что глаза не выхлестнут.

Как ни береглась она, от березовых розог на шее и плечах напухли рубцы, туника надорвалась на плечах и сбоку.

– Хно-Хро, дружище, я здесь, сила наша с тобой! – кричала она, не переставая, всем телом.

Таков был боевой клич Триады в старинные времена, когда стычки с племенами голошкурых были еще прямыми, честными и непосредственными. Теперь это воззвание к силе мало кто помнил, мама Тати и вообще не догадывалась, а к Серене нынче само пришло. И вся сила кхондов, и сукков, и мунков древних времен, сила черной Лесной Земли вдвинулась в нее, отыскала себе ножны в ее теле, таком малом. Это было так, до невероятия, больно – не физически, иначе, – что Серена тотчас же метнула этой инакой мощью в бегущего вдали сукка. «Иди на отрыв, бросайся в чащу, ты теперь быстроног, а посреди деревьев они за тобой не ускачут, опасно им, – хотела она послать Хнорку на конце незримого меча. – Да примет тебя Лес, старина!»

Все получилось не так. То ли взыграла в нем щедро влитая в него Сереной душа древних воинов; то ли он захотел – по своей, не чужой воле – расквитаться с чужаками за свой страх. Кабан резко стал, уперев в землю все четыре высоких копыта, окованных вороненой медью и заостренных на раздвоенном конце. Такие же накладки блеснули на клыках, задранных кверху: то было не оружие – орудие лесного крестьянина, землепроходца и добывателя корней, но второе куда легче оборачивалось первым, чем мог помыслить и сам покойный Арккха. Да, вспомнила Серена, у них же и собственная броня имеется на спине и боках – из жира и кожи. Не всякой пулей пробьешь. Но андры – эти явно учли и такое…

Между тем Хнорк повернулся к своей погоне, неспешно, с великим достоинством. Теперь охотники узрели его, наконец, таким, как он есть: это был валун, что вздыбился на пути посягателя и захватчика, живое воплощение разгневанного Леса, совокупная Сила его, зажатая в горсти.

Передовой всадник пришпорил свою вороную и плотнее уткнул в стремя набалдашник рогатины, направив острый ее конец вперед – так рыцари били в щит противника на турнире. Однако сукк прыгнул на них раньше – оковка клыка высекла искру из стали – и лезвие, вместо того, чтобы нанизать на себя упрямого поединщика, колыхнулось книзу и со всего размаху вонзилось в дерн. Верховой удержался в седле только чудом; но в тот же миг его кобыла отчаянно взвизгнула, поднялась на дыбы и обрушилась на колени и вбок, подмяв охотника под себя. Нечто густое и темное, исчерна-розовое и блестящее вывалилось из другого ее бока и брюха, поволоклось по земле. Кабан чуть отступил после удара по касательной и готовился к новой атаке. Кавалер с трудом приподнимался на колене – попытку вызволить рогатину он оставил сразу же. Торопливо нащупал на поясе нечто… Глыбистая туша Хнорка нависала над ним Божьей карой.

– Это кинжал там, в ножнах, – передавала Серена потный, острый запах железа. – Ты почему не удрал, за что женщину поранил? Гордец! Олух! Оба вот сейчас поляжете!

Только вот их обоюдная, многократно возросшая сила уже неслась к поверженному андру помимо их желания, выворачивая наизнанку, грозно звеня. Незримый меч, по бокам вогнут, обведен пульсирующим зеленым огнем – что перед ним тонкий стилет, подобие шила: и до ребер не досягнет, не то что до сердца!

Тут Серена добежала и шлепнулась на Хнорка поверху с отвагой критского «бычьего танцора». Достаточно оказалось намотать на руку волосяной канатик хвоста, а другой рукой легонько поддать по пятаку – и вместо разъяренного чудища, вурдалака с дико горящими глазками явился многодетный обыватель, оскорбленный в своих лучших чувствах.