Котдог

— Да нет же, это действительно интересно. И важно. Вот как это звучит в переводе брайтонцев: «У свободы есть два крыла — праведное и неправедное. Свобода не может быть только правой или только неправой, она всегда одинаково опирается на правду и ложь, иначе она перестаёт быть свободой. Но правда и ложь всегда остаются самими собою — иначе свобода рождает дракона». Это же Ирланд, понимаешь? Там все помешаны на праведном и неправедном, вот и суют их куда ни попадя! А на самом деле у иджангов синонима праведности как такового нет вообще! Их философской системе незнакомо понятие греха, самая близкая по смыслу замена — «неоправданные преднамеренные поступки, ведущие к уменьшению сообразности мира».

— Концепция интересная. Но пока что я никак не пойму, к чему ты клонишь.

— Ошибка перевода! Она не в отдельных словах кроется, она глубже… да вот, хотя бы это самое «глубже»! По нашим понятиям истина всегда в корнях, в глубине. Ирландцы же ищут истину в небе. Если мы говорим о ком-то «витает в облаках» — значит, он фантазёр и мечтатель, не знающий жизни, а у них так говорят о самых выдающихся учёных. У иджангов же истина всегда находится за твоей спиной. Поэтому, чтобы найти истину, у нас нужно глубоко копать, на Ирланде — высоко взлететь, а на Джангер-ру — просто обернуться. Теперь понимаешь? Эта фраза на иджике звучит куда проще и короче — просто два крыла, правое и левое. И если поменять их местами — то ты обернёшься и увидишь истину! Вот и всё! Гениально, правда? И ничерта интересного не родилось бы у твоей межвидовой парочки. Милтонс совсем о другом писал!

— …

— Хм… Ты что — думаешь, что я ошибаюсь? Почему?!

— Я не думаю. Я считаю. И пока никак не могу просчитать вероятность того, что это твоё гениальное лингвистическое открытие принесёт нам какую-либо конкретную пользу в текущей ситуации. Ноль перед запятой в подсчёте вероятности не так неприятен, как нули после запятой. А тут, к тому же, их получается слишком много.

— Хм… о пользе я, признаться, как-то совсем… Но ведь не пользой же единой! Да и, в конце концов, — что такое страшное случилось? Ты же у нас вообще не совершаешь поступков, уменьшающих сообразность мира! Ты у нас — всегда!

— Это сарказм?

— Просто обидно. Ну почему?! И непонятно. Вот скажи — что тебя теперь не устраивает?! Я же вижу, что не устраивает!

— Мы поторопились. И выбрали не ту пару.

— В каком это смысле «не ту»?! У них же лучшие показатели! И линии те самые, милтонсовские! Чего тебе ещё надо?

— Они не единственные представители тех линий. Вот посмотри хотя бы на эту пару. У неё показатели ничуть не хуже.

— Если честно — не вижу особой разницы! Те же самые кошка с собакой.

— Разница есть. В первом случае — кот и сучка. Во втором — кошка и пёс.

— Ну и что?

— Видишь ли, гибриды первого типа уже случались ранее. Редко, но было, можешь глянуть статистику. Просто мы не обращали на них внимания. Потому что они ничем не отличались от общей массы. А раз так — значит, где-то в мои расчёты вкралась ошибка. Я пока не могу её обнаружить, но это вовсе не значит, что её нет.

— Они там всё ещё пытаются провести свой дикарский обряд… Сказать, чтобы прекратили?

— Пусть развлекаются. Мне они уже неинтересны. А вот за второй парой стоит и последить. Я сведу их ещё в этом сезоне. Сразу, как только обнаружу ошибку в расчётах. А пока портал можно и выключить, он свою роль сыграл.

— Полностью? Или только приёмный тамбур?

— Пожалуй, только тамбур. Мало ли какую дрянь с поверхности затянуть может, лучше перестраховаться. А лифт пусть висит себе, как символ. Он снизу очень красив, посмотри как-нибудь, впечатляет. Посмотришь — и впору самим в себя поверить. Вот и пусть смотрят. И не думают, будто мы снова про них забыли. При неработающем приёмном шлюзе расход энергии близок к нулю, так что пусть. Выгоды перевешивают.

— Все эриданцы от рождения настолько меркантильны?

— Расчётливы, Эри. И осторожны. И — да, не все. От рождения — далеко не все. Но лишь таким удаётся выжить.

* * *

— Я свободен!

— Ты одинок.

Ксант фыркнул, пожимая плечами:

— Это одно и то же. Я ни от кого не завишу и никому не обязан. Я могу делать, что захочу. Идти, куда хочу. Или не идти — если не хочется. Я — свободен.

Они снова стояли на разных берегах. И опять между ними шумела вода. Но теперь он отчётливо слышал каждое произносимое ею слово. И уже успел понять, что вовсе не рад этому.

— Ты пленник. Пленник своего одиночества. Своей… свободы. Если хочешь называть это так.

Странно, но теперь, когда она почти не извинялась, слова её почему-то злили его куда больше, чем раньше. Вот и сейчас он за какую-то пару вдохов дошёл чуть ли не до бешенства — так хотелось доказать этой дуре всю очевидную глупость её суждений.