Котёл

Виктория рассмеялась. Достав сигарету из пачки хозяина без разрешения что лежала на столе, она направила свой взор на растерянного хозяина кабинета в ожидании, когда же он, увалень, поймет, что надо взять в руки зажигалку, сузила веки, превратив глаза в буравчики, сверлившие мозг Виктора. Наконец, он понял, вздрогнул, схватил зажигалку и чуть не обжег подбородок молодой ведьмы.

— Увалень, — сказала она на чистом русском языке и направила свой мудрый взор в потолок. Такая необходимая психологическая пауза понадобилась обоим собеседникам, несмотря на важность этого разговора, в основном решавшего дальнейшую судьбу почти что обреченного президента.

На столе хозяина кабинета загорались сигнальные лампочки. Кто-то пытался открыть дверь, но Виктор Федорович выставлял руку, не реагировал на мелькавшие сигналы, изолировав себя таким образом от всего мира. Что там происходит на Майдане, как ведут себя головорезы, скоро ли оккупируют улицу Грушевского, его никак не интересовало.

Молчание длилось дольше пяти минут. Это дало ему возможность прийти в себя. Он поднял голову, достал свежий платок, приложил к влажным глазам, словно чувствуя, что пора прощаться с золотым креслом, — спросил:

— Что я должен делать, госпожа Виктория Нуланд- Ко мне часто приезжает Кэтрин Эштон, криворотая красавица, но с ней я чувствую себя более уверенно, я не забываю, что я человек, а человек это звучит гордо, а вы, Наланд…у вас змеиный взгляд, взгляд кобры, вы парализуете мою волю, а потому я спрашиваю вас, что я должен делать- Скажите и я так буду поступать.

— Ты, Виктор, не должен применять силу против мирных граждан, что стоят сейчас на Майдане.

— Не буду. Никакая революция не стоит ни одной капли крови, — виновато произнес президент.

— Тогда зачем войска в Киеве, зачем дубинки у Беркут, зачем бронежилеты- Отобрать, снять, раздеть! Настоящий президент любит свой народ. Настоящий президент, не может применять против свой народ сила.

— Госпожа Нуланд! Вы не знаете, на что способны эти головорезы. Они убивают моих невинных ребят, жгут их при помощи коктейлей Молотова, животы им вспаривают, в больницах их не лечат и не кормят, я и так терплю, сколько могу. Да меня мои помощники сожрать готовы за мягкотелость. Все требуют подписать указ о ношении оружия бойцами беркута, а я сопротивляюсь, как могу. Я не сплю ночами, я лишен сна, я не завтракаю, не обедаю и не ужинаю, на пять килограмм похудел. А вы говорите! Неправду вы говорите. И Украина вам нужна в качестве служанки. Территория вам нужна. Ослабление России вам нужно.

— Молчать, президент Украина. Я Нуланд помощник департамент Гос. Приказать: молчать!

Нуланд тоже разволновалась, засуетилась и снова начала сверлить жертву глазами-буравчиками.

— Тойлет, дамский тойлет.

Хозяин стал нажимать на кнопку вызова. Перепуганные помощники, секретари и председатель партии Ефремов гурьбой бросились открывать дверь в президентский кабинет и ввалились одновременно.

— Отведите даму в туалет, а то описается, — сказал Виктор Федорович и опустил голову.

— Что с вами- Вы так бледны и губа нижняя дергается. Врача, скорее! Что эта ведьма с вами сделала. Я ее арестую, — произнес Якименко, не последний человек в команде президента.

— Ничего не надо.

Прибежала личный врач президента, пощупала пульс, дала тридцать капель успокоительного и попросила всех удалиться.

— Не обращайте внимания на эту кобру, — сказала врач. — Все превращайте в шутку. Вот она уже идет. Шаги твердые, как у мужика — головореза.

— Моя очен устал, — сказала Виктория и плюхнулась в кресло. — Почему отпустил врач, мне тоже нужен таблетка.

— Вот тебе пурген от зубной боли, — сказал президент, доставая таблетку в современной обертке.

— Моя твоя не брать. Моя идет на посольство США Киев, там врач — укол, и Нуланд, как дэвочка…вернется к тебе на бим-бим.

— Нужна ты мне кочерга старая.

Нуланд пропустила последнее предложение мимо ушей.

— Я хотел сказать: твой нация терпелив. Генерал Карбышев ничего не сказал фашист, когда его обливали водой в лютый мороз. Русский партизан, попадая в плен к немцам, не выдавал своих при самых жестоких пытках. Американцы тоже применяли самые жестокие пытки в мире, но поверженные молчат. Такой мужество характерен для народов, где господствует фашизм. Их приучают к терпению. Выходит так, что и твой солдат Беркут должен быть терпелив: им режут живот, выносят кишки на морозе, а они терпят. Это и к тебе относится. Ты должен быть терпим ко всяким бедам. Тебя ругают, а ты терпи. Бьют по левой щека, подставляй правую, как учил Христос, вождь нищих и обездоленных. Американцы так не делать. Ми живем один раз и эта жизнь — хорошо, ми делаем эта жизнь корошо, твоя понимает это?

— За моей спиной народ. Я не могу согласиться, что из-за одного меня должны страдать все.