Котлован

Она смолкла, подождав, пока Жрецы пройдут мимо (они так и не обратили на нас внимания), а потом ещё сильнее сжала мне руку.

— Ну? Я чего-то о тебе не знаю? Говори.

Я посмотрел ей прямо в глаза.

— У нас времени в обрез. Вернёмся в Измаил и поговорим.

— Нет. Я хочу знать сейчас. — Акулина ухватила меня за грудки и принюхалась, будто пытаясь понять, кто же я на самом деле, а потом задала вопрос прямо и жёстко: — Ты Иномирец, да?

Что ж, она быстро сложила два плюс два, и даже в темноте я заметил, насколько сильно побледнело её лицо.

Мой ответ ей был не нужен — она и без того понимала, что права, как и инспекторы «Железного Бутона», как и Галей, который твёрдо это знал.

— Ты Иномирец... о боги... — прошептала девушка, уже не глядя на меня. — Я считала, что ты человек, а ты... Иномирец... я доверила тебе свою жизнь, своё тело, я доверила тебе всё, а ты... — Акула будто плюнула мне в лицо: — Иномирец.

Она всё повторяла «Иномирец», но я слышал совсем другие слова: «падаль», «отброс», «безмозглый раб», «жалкое отребье». Не человек.

— Мой долг — сообщить об этом немедленно! — добавила она, отпрянув от меня, будто боясь запачкаться. — По Стокняжью открыто разгуливает Иномирец! Как ты вообще сбежал из Тафалара не обработанным? Тебя срочно надо...

Тут она увидела на улице патруль военных.

Я тоже их увидел, и теперь у меня осталось всего два варианта. Первый — незаметно вырубить Акулину и не дать ей встать между мной и таверной «Восьмилунье». Второй — сказать ей правду, а если не сработает, то вернуться к первому варианту и вырубить.

Итак, минута до того, как патруль окажется рядом.

Всего минута.

Я обнял девушку, быстрым движением задрал её шубу вместе с платьем и снял один из кинжалов с её бедра. Остриё клинка тут же кольнуло Акулину в шею.

— У меня мать осталась дома, — сказал я ей на ухо. — Она в коме. И ни ты, ни кто-то ещё не помешаете мне поставить её на ноги. Мне плевать, что ты думаешь про Иномирцев — мы ничем не хуже тебя. Хоть на секунду представь себя на месте кого-то из нас. Например, на месте крепостной актрисы из комнаты приватных развлечений Гедеона Ланне, откуда ты недавно сбежала... Вспомнила? Понравилось? Хочешь обратно?

Она сглотнула, не сводя с меня глаз, но ничего не ответила.

Во мне же всё сильнее закипал гнев.

— Ты же знаешь, что этот патруль меня не остановит. Ты готова рискнуть своей драгоценной жизнью, чтобы отправить меня на обработку к Жрецам? Медаль хочешь за это получить? На грудь её приколешь, порадуешь своего нового жениха? Или папочку? Ты казалась мне умной и достойной, но, похоже, нам не по пути.

Я разозлился настолько, что бил во все её болевые точки, какие только мог.

Патруль тем временем приближался.

Акулина снова сглотнула, понимая, что моя рука не дрогнет, если потребуется убрать кого-то с дороги.

— И ещё кое-что, — уже спокойнее добавил я. — В моей сумке лежат две пластинки. На одной — запись твоего согласия переспать с Гедеоном и выйти за него замуж, а на второй — признание Гедеона в том, что он тебя опоил и собирался обесчестить по приказу своего отца. Можешь забрать доказательства и решить сама, развязывать ли войну с Домом Ланне перед наступлением на Котлованы, но я постарался сделать всё, чтобы этой войны избежать. Гедеон остался ни с чем, ты ему не досталась. Ваши внутренние распри могут сорвать наступление, а ты ведь так печёшься о своём государстве. Отомстишь Гедеону позже. Ты должна знать это, прежде чем наши пути разойдутся.

Губы Акулины дрогнули.

— Ты сделал это... для меня?..

Она помолчала и добавила после недолгой паузы:

— У меня ведь тоже была мама. Я плохо её помню... но я бы сделала то же самое, чтобы её спасти... потому что она... мама... и спасибо, что сказал мне правду.

Хруст снега под ботинками военных приближался.

Остриё ножа всё так же находилось в опасной близости от шеи Акулины, а мы всё так же смотрели друг другу в глаза.

И вот патруль поравнялся с нами.

Шаги. Хруст снега. Тихие разговоры.

Ветер принёс запах табачного дыма, осыпал лицо хлопьями снега, и... военные прошли дальше, вдоль по улице.

Звук их шагов смешался с другими звуками: смехом людей, хлопаньем дверей в ближайшем кабаке, далёким шумом прибывающего поезда Караванного портала.

— Я никому не скажу, что ты Иномирец, даю слово Дома Снеговых, — тихо сказала Акулина. — Никому не скажу даже под пытками. И я не хочу, чтобы наши пути расходились. Я помогу тебе и никому не расскажу, что ты на самом деле ищешь в Тафаларе. Никому, даже отцу. Ни одной живой душе. Клянусь своими великими предками.

Её глаза на мгновение вспыхнули, будто сила внутри неё подтверждала сказанную клятву.

Я медленно убрал кинжал от её шеи, но был наготове, чтобы отразить любой удар, если Акулина всё же решит меня перехитрить. Только она, как заворожённая, смотрела на моё лицо, будто не могла оторвать взгляда, а потом подняла руку и провела тёплыми пальцами по моей щеке.