Котлован

Здоровяк сначала сопротивлялся, но как только жидкость попала ему в глотку, а затем — в желудок, то почти сразу перестал дёргаться и принялся глотать вино, как божественный нектар. Переводил дыхание, шептал «Ещё» и опять прикладывался к янтарной чаше, пока не выпил всё до конца.

— Ещё... дай ещё... — хрипло взмолился он, поведя лысой головой.

— Итак, — чётко произнёс я, — Гедеон Николаевич и Акулина Андреевна сели смотреть спектакль, Гедеон накачался вином, случайно разбил кубок и выбросил осколки в окно, потом уснул на диване, пьяный в хлам. Девушка сразу ушла. Ты остался охранять хозяина, задремал на кресле в углу и проспал до утра.

Охранник опять повёл головой и тихо сказал:

— Хозяин будет недоволен... отец хозяина будет недоволен... все будут недовольны... — А затем добавил уже мягким тоном: — Зато как хорошо... утолить жажду... да-а...

Отключился он уже в следующую секунду.

Я не знал, как долго продлится потеря сознания, поэтому быстро переключился на ещё одну задачу — надо было забрать и спрятать кубок.

Только такую штуковину в карман не сунешь.

Пришлось пошарить в театральных реквизитах на сцене и в гримёрной. Отыскав сумку с ворохом шмотья, я освободил её и сунул туда кубок, предварительно обмотав его тряпкой. Потом туда же отправил две пластинки: с пьяным бормотаньем девушки и признаниями Гедеона.

Вот теперь пришло время заняться ещё одним бессознательным телом в этом зале.

Акулиной Андреевной, мирно дрыхнущей на диване.

Надо было срочно убрать из неё немаленькую дозу спирта, которую она в себя залила. Однажды я уже использовал целительский метод вытягивания отравы из организма и теперь собирался сделать то же самое.

— Так, ладно... — Я склонился над девушкой и нервно потёр ладони. — Только не дёргайся... будь хорошей девочкой...

Когда кожа на ладонях нагрелась и вспыхнула слабым зелёным огнём, я глубоко вдохнул и приступил к целительству. Делал всё точно так же, как Джанко: водил руками от живота пациента к груди, собирая частицы отравы в один поток. Повторял это снова и снова... от живота к груди... от живота к груди...

Я, как мог, старался не замечать соблазнительности девичьего тела, лежащего передо мной, но чёртово красное кимоно Джанко раззадорило во мне всё, что можно, и оставило неудовлетворённым. Это было похоже на издевательство, даже пришлось на время закрыть глаза, чтобы не отвлекаться от целительства.

Мои руки ощущали невидимое прикосновение с ядом и вели его частицы по телу в одну точку.

Наверняка, со стороны это выглядело бесполезным занятием, но примерно минут через пять мои старания дали первый результат: прямо через кожу на груди девушки проступили первые капли отравы.

Это была совершенно прозрачная жидкость — чистая, как слеза младенца.

Только спиртом воняла.

Она блестящими бисеринами начала отделяться от кожи Акулины и собираться в воздухе в одну жидкую кляксу. Одной рукой я удерживал яд в воздухе, а второй — водил над телом девушки, от живота к груди, почти касаясь кожи. Жидкая клякса всё росла и росла, к ней присоединялись всё новые бисерины спирта.

— Как в тебя столько влезло, алкоголичка? — прошептал я, криво усмехнувшись.

Моя рука всё активнее вытягивала прозрачный яд, ладонь всё меньше ощущала присутствие отравляющего вещества в теле.

Я так увлёкся, что не заметил, что Акулина открыла глаза.

— Ты что делаешь?.. — Этот вопрос был задан таким тоном, будто я собирался вот-вот надругаться над телом беззащитной девушки.

Ну кто бы сомневался, что она сделает неверные выводы.

Одно молниеносное движение — и лезвие одного из её клинков уже холодило мне кожу на шее, а бледное лицо Акулины замерло в паре сантиметров от моего лица.

— Ты что делаешь, Волков? — процедила она, сверля меня взглядом. — Где моё платье? И почему ты голый? Ты что со мной сделал?

Её клинок сильнее прижался к моей шее.

Естественно, что вся жидкая клякса, скопившаяся в воздухе, моментально рухнула вниз, заляпав диван.

Завоняло спиртом.

— Я тебя отрезвлял... чуешь, спиртом пахнет? — тихо ответил я. — Мы с тобой об этом договаривались... и я не голый, на мне штаны. Пришлось снять рубашку и превратиться в Следопыта, чтобы вырубить охранника. Он в углу. Ты вообще помнишь, где находишься?

Не убирая кинжала, Акулина покосилась на кресло в углу, затем посмотрела на лежащего на ковре Гедеона, после чего перевела взгляд на сервированный стол, сцену, потолки, стены и, кажется, что-то вспомнила.

— Мы в Тафаларе? На встрече с Гедеоном? Помню, как садилась с ним за стол...

— Ну вот, уже хорошо. Но может, ты уберёшь ножик, и я тебе всё объясню?

Акулина лишь сильнее нажала на кинжал, тыча в меня остриём. Её глаза опять опасно блеснули.

— Ты зачем меня раздел, мразь?

— Так... Акулина... мать твою, убери нож... — Я перевёл дыхание, видя, что она реально готова перерезать мне глотку. — Я тебя и пальцем не тронул...

— А кто тронул?

— Да никто не трогал. Платье ты сама сняла.

— Ты чего несёшь, Волков? Да я бы никогда так не сделала, даже пьяная!