Котовский

В один прекрасный день прямо к месту засады контрразведчиков подкатил великолепный, сверкающий кожей и лаком экипаж. Рысак был чистейшей породы, кучер — само великолепие: шляпа с перьями, кафтан ярко-синий, бородища, как у Ильи Муромца, и голос самый что ни на есть кучерский — одновременно и нежный и пронзительный.

О барине, который восседал в экипаже, и говорить нечего: красавец, этакая жирная бестия! Голос громовой, глаза повелительные и на пальцах такие перстни! Наверное, цены им нет, такие перстни!

Все контрразведчики повыскакивали посмотреть на это четырехколесное воплощение старого режима.

— Эх! — сказал один. — Это я понимаю! Это жизнь!

— Один бы такой перстенек заиметь, дунуть куда-нибудь в Сан-Франциско и жить припеваючи, наплевав на все, — подхватил другой.

— Хватило бы, — убежденно согласился третий.

А барин за пуговицу штабс-капитана из контрразведки схватил:

— Можешь, голубчик, гарантировать безопасность, пока я Соломона Марковича навещу? Дело нешуточное: здесь вот-вот появится Котовский, и я приехал предупредить Соломона Марковича об опасности.

Штабс-капитан покосился на перстни, захлебнулся от счастья:

— Муха не пролетит! Будьте уверены!

— Ты уж и охрану возле дома предупреди. Будь ласков.

И тут, сам не зная почему, штабс-капитан назвал барина «вашим превосходительством»:

— Можете на меня положиться, ваше превосходительство!

Он считал, что никогда не вредно переборщить: лесть никого еще не обижала.

— Видишь ли, — произнес барин тихо, очевидно, чтобы кучер не слышал, — разговор сугубо важный, совершенно секретного характера и в международном плане, так что, можно сказать, решается судьба России… Понял всю ответственность? Как, кстати, твоя фамилия? При случае представлю к награде.

— Щукин, ваше сиятельство! Геннадий Щукин! — воскликнул штабс-капитан, решив, что этот барин — по меньшей мере «ваше сиятельство».

Котовский больше не говорил с осчастливленным Щукиным, но разрешил ему приткнуться на краешке сиденья и довез его до самого особняка.

Затем Котовский проследовал в покои фабриканта, а штабс-капитан проверил все посты и сам лично побеспокоился, чтобы ничто не помешало беседе и встрече в особняке.

А беседа была, для Неймана во всяком случае, далеко не из приятных.

Котовский предстал перед озадаченным фабрикантом, поиграл перстнями, вежливо помахал наганом и крайне корректно сообщил, что ему, Котовскому, стало известно о невыносимом положении бастующих рабочих.

— Вот как? — сумел только промямлить побледневший Нейман.

У него тряслись губы и отнялся язык. Перед ним — знаменитый Котовский! Вряд ли он выпустит его живым!

— Я знал, что у вас золотое сердце и что напрасно говорят, будто вы изверг рода человеческого. Я просто уверен, что вы, услыхав от меня о тяжелом положении бастующих рабочих, сию же минуту пройдете со мной в ваш кабинет, выложите все содержимое вашего сейфа, вручите мне и попросите меня передать от вас рабочим это ваше единовременное пособие.

— Разве я скажу «нет»? Конечно, я скажу «да», — пробормотал фабрикант. — Конечно, поспешу отдать вам свою наличность.

— Я рад, что наши переговоры проходят миролюбиво и при взаимном понимании. И вы, кстати, не нажимайте на кнопку под столом, потому что все равно она не действует.

— А разве я нажал? Честное слово, это чистая случайность!

— Простите, я сначала уберу из вашего письменного стола ваш пистолет. Ну вот и прекрасно! Правда, так-то лучше? А теперь вы достанете ключи, откроете сейф… Нет, нет, сами действуйте! Открыли? Та-ак! Превосходно! Пересчитывать не будем? Здесь все? Могу я вам довериться? Спокойно! Внутренний телефон у вас тоже сейчас отключен. Вот моя расписка в получении денег, а затем вам перешлют уведомление от стачечного комитета. Рабочие будут довольны, тем более что завтра вы примете все их условия и они приступят к работе. Не правда ли?

— Не воображайте, — хныкал Нейман, — будто я не знаю, что будет дальше! Вы положите адскую машину и скажете, чтобы я два часа не шевелился. И я буду два часа не шевелиться, чтобы вы могли спокойно себе уйти.

— Боже упаси! Нет, я прошу вас, Соломон Маркович, сразу же после моего ухода позвонить в контрразведку. Чего там стесняться, звоните прямо полковнику Сковородину! Да, и еще одна маленькая просьба: не обижайте этого штабс-капитана Щукина! Это мой большой друг. Как! Вы не знаете, кто такой Щукин? Ну, ваш главный страж и телохранитель! Вспомнили теперь?

— Вспомнил… Но кто бы мог подумать!

— Итак, я еще раз благодарю вас от всей души!

— Вы не будете меня убивать?

— Соломон Маркович! Ну как вам не совестно! С какой стати?!

— В таком случае, — усмехнулся фабрикант, — пожалуй, не стоит жалеть о понесенных… гм… некоторых расходах, чтобы воочию лицезреть знаменитого Котовского. Это не каждому случается… Кстати, вы не обидитесь на один нескромный вопрос: что, камни в перстнях, разумеется, фальшивые?

— Из театрального реквизита. Не смею вас больше беспокоить.