Котт в сапогах

Я сердито оборвал спор. Мало того что как безумец разговариваю сам с собой, так еще и ругаюсь… Похоже, я потихоньку схожу с ума. Впрочем, неудивительно! В моем положении как раз было бы странно остаться полностью в своем уме. Возможно, со временем я окончательно свихнусь… Наверное, это даже будет благом для меня.

Что же все-таки делать с Бурым? Может, оставить его в избе? Все крыша над головой. Оставить ему еды. Добраться до Куаферштадта, вернуть себе человеческое тело, а потом можно будет вернуться и забрать пса с собой. Вот только как поступят разбойники утром? Это ночью они напугались так, что готовы были бежать без оглядки до самой столицы. А что будет, когда взойдет солнце и развеет ночные страхи? Вполне вероятно, они убедят себя, что им просто привиделись и лающий петух, и разговаривающий кот. Во всяком случае, меньше всего я верю в то, что они действительно явятся в церковь, покаются и начнут праведный образ жизни. Скорее уж решат перебраться на другую дорогу, но перед этим вполне могут заявиться в избу — забрать оружие и награбленное добро. Тогда Бурому не поздоровится.

Нет, придется тащить его с собой. Лишь бы он окончательно не разболелся…

Мои опасения, к счастью, не оправдались. Утром Бурый, конечно, не скакал здоровым щенком, но чувствовал себя значительно лучше. Иголка тоже выглядела отдохнувшей. Единственной хмурой физиономией в отряде мог похвастаться только я, поскольку заснул лишь под утро. Ну и Гай Светоний Транквилл сердито топорщил гребень и подозрительно разглядывал меня и Бурого. Наконец, не выдержав, он сердито проскрипел:

— Ну? И кто это сделал?

— Что сделал?

— Не прикидывайтесь невинными цыплятами! Это было унизительно! И подло с вашей стороны — воспользоваться тем, что я плохо вижу в темноте!

— А что случилось? — поинтересовалась Иголка.

— Кто-то из этих… я даже не знаю, как их назвать! Но подозреваю, что только извращенный человеческий ум мог придумать такую подлость!‥

— Попрошу без голословных обвинений. — Я застегнул ворот плаща, скрывая ухмылку. — Если видел меня, так и скажи.

— Ты прекрасно знаешь, что я не видел, кто это сделал! Я в темноте не вижу, в отличие от неко-ко-которых!

— Да что сделал-то? — топнула копытом Иголка.

— Что? Извольте! Только я проснулся и набрал полную грудь воздуха, чтобы поприветствовать солнце — как из поколения в поколение делает все наше племя, как како-ко-ко-кой-то негодяй накрыл меня мешком! Я чуть яйцо не снес от испуга!

— У! Жаль, что не снес! — покачал головой Бурый. — Говорят, из таких яиц василиска можно вывести. Был бы у нас в труппе ручной василиск. Представляете, сколько можно было бы заработать?

— Точно! Он бы зрителей превращал в камень, а мы бы собирали их кошельки, — рассмеялся я.

— Да, нехорошо как-то! — расстроился пес. — Но можно было бы ему глаза завязывать…

— Противно слушать бред суеверного солдафона! — вспылил петух. — Наверняка это твоя выходка!

— Только что ты обвинял в этом меня. Теперь — Бурого. Странно, что ты забыл Иголку.

— Даже дурак сообразит, что ко-ко-копытами набросить мешок вряд ли получится… Хотя… Если подумать, то зубами ты вполне могла бы это сделать! И тебя сложнее всего заподозрить — значит, ты это и сделала! Како-кое ко-ко-коварство!

— Совсем сдурел, — вздохнула Иголка, протискиваясь в дверной проем. — Дождь закончился, господин капитан! Ну что, поскачем?

— Пойдем, Иголка, пойдем шагом. Бурый еще слишком слаб для скачки.

— Я здоров, господин капитан! Готов бежать, сколько будет нужно!

— Нисколько не нужно. Забирайся в седло.

— Но, капитан!‥

— Вы опять со мной спорите! — разозлился я. — Неделю назад вы спорили со мной, но я оказался прав. Вчера вы спорили со мной, но я оказался прав. И сейчас вы опять спорите со мной! Если называете меня капитаном — извольте мои приказы не обсуждать!

— Молчу, молчу!

— И нечего фыркать — я все слышал!

Некоторое время мы ехали молча, потом Иголка начала по привычке напевать любимую песенку про бравых ландскнехтов, я невольно начал подтягивать, и даже Бурый попытался подвывать в такт. Только петух продолжал дуться и неподвижно сидел на голове Иголки, глядя прямо перед собой. Он-то первым и увидел опасность.

— Кажется, мы влипли…

— Стой! Стоять, кому сказал!

— Это ж тот самый кот!

— Наконец ты научился отличать котов от белок, Крест. — Я постарался произнести это как можно увереннее.

— Да мне без разницы. Еда — она и есть еда, как ни называй. — Старый волк шагнул вперед, оскалив клыки. — На этот раз тебе не уйти.

— Знаешь, на Востоке говорят, что мудрецы учатся на ошибках других, обычные люди — на собственных ошибках, и только дураки никогда ничему не учатся.

— Это ты о чем? — подозрительно уставился на меня Крест.

— Ну сам подумай — в первый раз ты напал на нас с Иголкой и один твой приятель, кажется, до сих пор не оправился. — Я кивнул на Сиплого, который успел убрести к обочине и тупо уставился в кусты.

— Я тебе за Сиплого…

— Ты уже хотел за него отомстить, — оборвал я его. — И, я вижу, второй твой приятель стал настоящим красавцем.