Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Не один раз довелось мне присутствовать при беседах Коваля с журналистами, и я знаю, как трудно ему было порой быть искрометным, раскованным и афористичным в заранее оговоренное время с человеком, которого он впервые видит. Искренним было и мое сочувствие при виде его мучительных попыток талантливо ответить на неталантливый вопрос… Наша с ним беседа проходила действительно экспромтом, на кухне моей квартиры под чаек и солёные огурчики (знатокам Коваля наверняка вспомнится сейчас «колбаска, хлеб, культурное обслуживание» из рассказа «Чайник»), Прослушав пленку через некоторое время, я была поражена, насколько Юрий Осич к этому разговору был готов. Он словно специально перед этим продумал и осмыслил всю свою жизнь. Предполагаю, что за его невозмутимой внешностью все же скрывалось и волнение, о чем свидетельствует повышенное количество некоторых лишних слов (обычно к Ковалю не приставали модные слова-паразиты, и речь его, чистая, живая и по-хорошему литературная, была лишь чуть приправлена для пущей выразительности острым словцом).

Наша беседа для публикации не предназначалась, и при подготовке этого текста, когда сам писатель уже не мог выправить шероховатости и сократить длинноты при переводе устной речи в письменную, мое обычно трепетное отношение к авторскому тексту обострилось до предела. Я по двадцать раз переслушивала места, в которых голос Коваля словно сходил на нет, в страхе, что могу не расслышать что-то важное, и для начала спечатала с кассеты около пятидесяти страниц текста со всеми ковальскими «Гм» и «Хм». Особенно важным для меня это было в связи с романом «Суер-Выер» (некоторые главы которого создавались в конце 80-х годов буквально на моих глазах), где оговорки и опечатки, и раньше нередко обыгрываемые Ковалем в жизни и в литературе, заняли свое место в ряду осознанных и любимых творческих приемов писателя. Список же приемов, использованных Ковалем при создании последнего романа, пожалуй, сопоставим со словником словаря литературоведческих терминов. Применительно к Ковалю вообще и к этой беседе в частности термин М. М. Бахтина «слово с лазейкой» можно было бы трансформировать в «слово с богатыми подвалами» — теми самыми, издалека замеченными командой «Лавра Георгиевича» на одном из островов романа «Суер-Выер».

В то же время Коваль тогда наговаривал мне материал для энциклопедической статьи — жанра информативного и малоэмоционального. Поэтому второй моей задачей сейчас было представить, что бы сам Юрий Осич не захотел видеть напечатанным, зная силу печатного слова и не желая обидеть никого походя. В результате получилась некая разновидность интервью (которую оценил бы, я думаю, и сам Коваль — известный жанровый экспериментатор), где педантизм порой добуквенного сохранения авторской речи не только со всеми находками и «ковализмами», но с оговорками, паузами и междометиями сочетается с определенной самоцензурой по сути и по форме.

Юрий Коваль всегда был артистичен. Он, пожалуй, лучше всех читал слушателям свою прозу, был и виртуозным рассказчиком. В тот вечер Юрий Осич сыграл передо мной на кухне свою жизнь в литературе, будучи при этом и актером, и режиссером, и костюмером, и, уж конечно, автором пьесы

Знаю, что есть и другие версии событий, о которых поведал мне Коваль в этой беседе. Разговор о жизни и творчестве этого замечательного писателя, в сущности, только начинается. И, может быть, когда-нибудь студенты, как пишет одна из любимых учениц Коваля — Наталья Ермильченко, действительно будут защищать дипломные работы, озаглавленные: «„Суер-Выер“ — энциклопедия русской жизни».

P. S. За несколько дней до сдачи материала в редакцию «Вопросов литературы» меня ограбили. Фактом, вернувшим мне присутствие духа и в значительной степени (поверьте!) смягчившим впечатление от разгромленной квартиры, была валяющаяся посреди прихожей кассета с записью этого последнего интервью Юрия Коваля, которое я спечатывала накануне вечером, «каким-то ловким образом» выпрыгнувшая из унесенной аппаратуры.

* * *

Ирина Скуридина: Юрий Осин, наша беседа сейчас будет в некотором роде экспромтом, но экспромт этот, можно сказать, подготовлен жизнью. Поэтому, пока вы, слава Богу, живы, давайте побеседуем в жанре автобиографии о том, какой бы вы хотели видеть энциклопедическую статью о себе.