Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Ю. К.: Да-да. На меня, конечно, огромное влияние оказал Владимир Николаевич Протопопов, как мне кажется — величайший из учителей, умеющий находить совершенно неординарные подходы к делу, к любой теме. Вот недавно мой рассказ (а у меня есть описание, как Владимир Николаевич входит в класс) дошел до какой-то женщины в Америке, она написала Киму, и Юлик передал мне это письмо, в котором она (я так, для тебя рассказываю, не обязательно об этом писать) описывает, как он вошел к ней в класс. Мне было смешно безумно. Он вошел, брякнул свой рюкзак на стол, это все описано и у меня, снял шапку, а они еще его не видели никогда, подошел к окну, распахнул окно настежь, борода развевается. Он встал и запел (поет басом. — И. С.): «Среди долины ровныя, на гладкой высоте». И спел всю песню «Среди долины ровныя».

И. С.: Урок литературы, да?

Ю. К.: Урок литературы. Ученики просто отпали, очевидно, от обалдения, они не знали, что делать. Владимир же Николаевич поклонился и сказал: Так начинается пьеса Островского «Гроза». (Смеется. — И. С) Вот какой это был человек: он завоевывал сразу. На меня, конечно, он оказывал тоже совершенно магнетическое действие.

И. С.: Можно ли сказать, что есть и его заслуга в том, что вы стали писателем?

Ю. К.: Без всякого сомнения. Я тебе скажу так… неординарность мышления, неординарный подход к делу, огромная ласка по отношению ко мне (все-таки я понимал, что это величина, а не просто так), особая, как мне кажется, любовь ко мне, но это, может быть, и другие так понимали… И главное, ты знаешь что— утверждение того, что я личность. Обычно все говорили: Коваль — двоечник, говно. А этот никогда так не говорил, я был Для него один из выдающихся… людей… мира… Так сказать.

И. С.: Мне кажется, что порой сильные личности даже больше нуждаются в таком приятии и дружеской поддержке.

Ю. К.: Ты знаешь, в чем дело. Я нуждаюсь в ней постоянно. В поддержке я нуждаюсь постоянно, ибо переживаю каждый миг своей жизни. Скажем, сегодня я разговаривал с издателем по поводу роскошного издания «Суера» (Последний роман Ю. Коваля «Суер-Выер» (М.: Вагриус, 1998) был напечатан уже после его смерти и не в том издательстве, с которым вел переговоры сам Юрий Иосифович.), и он мне сказал: Юрий Осич, отложим разговор до августа. Ну до августа. Чего-то спонсор деньги не дает, до августа отложим разговор… Для меня это невыносимо слышать. Мне тяжело слышать. Я начинаю подозревать его. Он говорит: Мне очень понравился текст. И мне, и главному редактору, нам очень понравилось, но спонсор, в общем, не дает денег, и так далее… Я начинаю думать, что это завуалированная форма отказа. Возможно, что и нет, понимаешь. Но я буду думать и так. Вот эта бесконечная ранимость, известная вам…

И. С.: Да уж!

Ю. К.:… и в просчете варианта она все время есть. То есть я всегда, всю жизнь, нуждался в поддержке. Всегда, всю жизнь. В любых моих достижениях меня не интересуют мои достижения. Не интересуют. Ну получили мы премию, ну мы рады, выпили, закусили, но это ничего… Когда мне говорят: Мне нравится ваша книга «Недопёсок», я говорю: Действительно, хорошая книга. Но я не переживаю ни одной секунды. Конечно, если бы сказали: Говно, мне было бы тяжело. Но это меня не интересует.

И. С.: А что вас интересует?

Ю. К.: Меня интересует и бесконечно важна постоянная поддержка. Постоянная поддержка некоторых лиц. Из последних лиц, которые мне дают поддержку, скажем, одно лицо я не назову, но постоянно поддерживает Ахмадулина последнее время. Это важно! Причем это совершенно искренне и бескорыстно и просто так, понимаешь.

И. С.: Тогда не слишком ли ранящую область вы выбрали для работы?

Ю. К.: Я выбрал, конечно, ту, к которой тянула душа.

И. С.: Ведь все-таки это тяжелый труд и такой порой легко ранящий. Взять хоть этот словарь (* Словарь «Русские писатели XX века. 500 имен» под редакцией П. А Николаева.). Петр Алексеевич Николаев рассказывал, что сложные взаимоотношения между здравствующими писателями делают очень болезненным вопрос, кого включать, а кого не включать в словник… И все-таки насколько сознателен был выбор именно этого пути? Он ведь не был случайным, хотя бы потому, что вы много искали и много всего пробовали и все равно остались, утвердились именно в литературе.