Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

И. С.: На самом деле была такая деревня? Ю. К.: Да, конечно. Чистый Дор был там в двух километрах или в трех… И я тебе здесь должен сказать, огромную поддержку оказал мне Белов. Я ему сказал… И. С.: Вы с ним уже в мастерской вместе были? Ю. К.: Мы уже вместе имели мастерскую, уже дружили. Он оказал мне огромную поддержку тем, что… я ему сказал: Вить, если я назову книжку «Чистый Дор», как тебе кажется? Он сказал: Это будет гениально. Я спрашиваю Кима: Юлик — Чистый Дор? Он говорит: Все скажут — Чистый Двор. Все будут говорить: Чистый Двор. Я говорю Борису Викторовичу Шергину: Борис Викторович, название книги — Чистый Дор?

И. С.: Он наверняка говорит: «Гениально».

Ю. К.: Он говорит: Все будут говорить… Говорит: Название гениальное, но все будут говорить: Чистый Вздор.

И. С.: Да? Шергин так сказал?

Ю. К.: Да. Тем не менее, обогащенный этими двумя важнейшими мнениями, я не то что их посылаю, но я рассчитываю, что Ким и Шергин — литераторы, а Белов — просто простая душа. Понимаешь. И буду-ка я простой душой. И не буду ничего придумывать, а назову «Чистый Дор».

И. С.: Нужно быть Шергиным, чтобы из дора сделать вздор…

Ю. К.: Я слушаюсь Белова в этот момент, не то что слушаюсь, а просто я доверяю, как тебе сказать, самой чистой, самой нелитературной инстанции. Доверяю и думаю: а все равно мне лучшего названия не придумать. И потом я много раз получал Чистый Двор и Чистый Вздор, но название так и осталось «Чистый Дор». Книгой я очень доволен, когда я ее закончил, несколько рассказов туда не вошли, в первое издание. Они были уже написаны, но не вошли. Не вошла «Клеенка», не вошел рассказ «Около войны».

И. С.: А почему не вошли? По каким-то особым соображениям?

Ю. К.: Они не вошли по соображениям: клеенки нет. Описывается, что нет клеенки в русской деревне. А «Около войны» не вошел почему-то вообще — какой-то такой рассказ…

И. С.: Но он действительно немножко другой по стилистике.

Ю. К.: Может быть, он чуть-чуть и другой, ну а что ж? Какая-то особая вещь. Кстати сказать, возврат туда, к войне, — он неплох в этой ткани, понимаешь, но все-таки этот образ человека, летящего по небу, он меня потрясал. Этот рассказ я слышал.

И. С.: А «Клеенка» — это просто обожаемая мной вещь, где каждая фраза — как самоцвет. Ю. К.: Ну конечно, хорошая, конечно.

И. С.: Я до сих пор говорю, когда мне что-то нужно: «У меня дети малые дома сидят, плачут, клеенки хочут».

Ю. К.: Когдая написал «Чистый Дор», я понял главное свое кредо. Менять жанр как можно чаще. То есть с каждой новой вещью менять жанр. Скажем, сегодня — лирические рассказы, завтра — юмористические рассказы. После «Чистого Дора» я написал «Куролесова».

И. С.: То есть это былуже сознательный подход к жанру, да?

Ю. К.: Сознательный подход. Я меняю жанр и думаю о том, как изменить жанр, и у меня он сам подходит. То есть из папиных рассказов уже вышел «Куролесов». Причем там и Болдырев, и Куролесов — это были папины сыщики. Они работали втроем.

И. С.: То есть на самом деле были люди с такими фамилиями?

Ю. К.: Да-да, и Болдырев, и Куролесов работали вместе с отцом.

И. С.: Л Серпокрылов-то хоть придуман все-таки или тоже был?

Ю. К.: Серпокрылова не было, он придуман. Это сконструированный мной образ такого Ван Гога, ребенка Ван Гога. Я считаю, что Ван Гоги рождаются сразу.

И. С.: Наверняка.

Ю. К.: Да. После этого дело, можно сказать, пошло как по маслу. После «Куролесова» — «Листобой», потом «Недопёсок». Потом сборник «Кепка с карасями»… (Внезапно хлопает руками возле моего плеча — И. С.) Поймал — она на тебе сидела. Алёша (Сын Юрия Коваля. На момент беседы ему было четыре года.) боится моли. Боится, что она его проест насквозь. Я ему говорю, что она только шерсть ест… Итак, сформулирована была главная моя идея — смена жанра в каждой новой работе. Обязательная смена жанра. Так сейчас я сменил жанр — после «Суера-Выера» я написал ряд сказок и сейчас буду писать сказку. Понимаешь меня… Что буду после сказок делать, я пока не знаю. Сказки-то, они все сейчас уже издаются Видимо, воспоминания о Тарковском.