Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

И. С.: Юрий Осич, я сейчас слушала первую пленку свою (Интервью, взятое мной, повторюсь, при первой встрече с Ю. Ковалем в 1988 году.), я там спрашиваю на первой нашей встрече, не выбивается ли рассказ «Крылья» из стилистики книги «Бабочки». Мне показалось тогда, что он ориентирован явно на взрослых…

Ю. К.: Ну и что?

И. С.: Тогда вы также сказали: ничего тут явного такого нет. Как бы и это для детей, и то для детей. Мне кажется, тут дело в том, что ваши рассказы ориентированы не на взрослых или детей, а на своего читателя. Потому что и «Недопёском», и «Васей Куролесовым», и другими книгами может зачитываться и наслаждаться тот, кто любит язык, стиль, способен оценить жанр, правда?

Ю. К.: Конечно. Наверное, так. Ну, наверное, так, Ириш. Ты смотри, ты сама решай, ты же умный человек, ты сама, сама же читаешь, сама знаешь.

И. С.: То есть для вашей прозы это не было принципиально большим изменением. Это не было тем адаптированием, которое упрощает и низводит до пересказа.

Ю. К.: Нет-нет-нет… Я бы сказал даже так… Во-первых, я писал, может быть, о взрослых проблемах, но языком, понятным для детей. Вот почему у меня нет банальных детских героев. Дошкольник Серпокрылов? Но это же Ван Гог. Вера Меринова — сложившаяся женщина. Только такие у меня возможны. Как сказал однажды Белов (Художник Виктор Белов): Коваль — это детский Солженицын.

И. С.: Серьезно? Давайте в этой связи вспомним историю выхода «Недопёска».

Ю. К.: Конечно. «Недопёсок» выходил очень тяжело, один из главных зам главного редактора «Детгиза» Борис Исакыч Камир пришел в ужас. Ему дали подписывать, он курировал детскую литературу. Говорит: Это что, для дошкольников? Ему сказали: Да, по дошкольной редакции. Он пришел в полный ужас и книгу снял. Уже с рисунками Калиновского.

И. С.: Она выходила сразу в виде книги?

Ю. К.: Нет, она в «Костре» была уже напечатана. Борис Исакыч Камир вызывает меня и говорит: Юрий Осич, это невозможно. На что здесь намеки?

И. С.: Это еще был полный текст, да? С золотой китайской ручкой, с пыжиковой шапкой директора Губернаторова?

Ю. К.: Да-да-да-да. Он говорит: Здесь у вас сплошные намеки. Вы даже как будто посягаете на Константин Михалыча Симонова. Я говорю: А что на него, собственно…

И. С.: Это в каком смысле?

Ю. К.: А у него Серпилин есть герой, а у меня дошкольник Серпокрылов.

И. С.: А про генералиссимуса (Звание, до которого дошкольник Серпокрылов дослужился в своих необузданных мечтаньях) он ничего не сказал? Ю. К.: Генералиссимус был вычеркнут с самого начала. И. С.: До него уже не дошло. Значит, слава Богу, удар его не хватил.

Ю. К.: Сейчас могу тебе сказать, что я придумал новый

титул — адмиралиссимус. В «Суере-Выере».

И. С.: Классно. Новый ковализм.

Ю. К.: В «Суере-Выере» это звучит так:

Адмиралиссимус Онисим
Был справедлив, но — онанисим.

И. С.: Ну и что он еще сказал?

Ю. К.: Погоди, я жую.

И. С.: Это ему принадлежат исторические слова про еврея, который бежит из Советского Союза?

Ю. К.: Ему. Но это все не так прямолинейно было сказано. Он говорит: Юрий Осич, я же понимаю, на что вы намекаете. Я говорю: На что?.. Искренне. Я говорю: Я не понимаю на что. Он, конечно, стремится к свободе, на Северный полюс. Это же естественно. И я, скажем, свободолюбивый человек Он говорит: Но вы же не убежали в Израиль. Я говорю: Но я не еврей. Он: Как это вы не еврей? Я говорю: Так, не еврей.

И. С.: Если вы Иосифович…

Ю. К.: Да-да. Он говорит: Ну давайте будем считать так, что вы ни на что не намекаете. Но книгу переносим на следующий год в связи с нехваткой бумаги.

И. С.: А он был кагебешник или просто перестраховался?

Ю. К.: Я думаю, что он перестраховался, но был и кагебешник. Что, в сущности, одно и то же.

И. С.: Одно другому не мешало.