Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Можно вспомнить и такую удивительную историю. Мы ехали с Юрой на ЛуАЗе на Гору, там в одном месте довольно крутой подъем и камень с одной стороны. Юре всегда не хотелось прыгать на этом камне, и он брал правее, а тут была большая трава и не видно, где край дороги. Уходя от камня, он залез на эту траву, а под травой уже не было дороги, и мы начали переворачиваться. Мы перевернулись на бок, потом на крышу, потом на другой бок, встали на колеса, потом еще упали на бок, потом на крышу и еще раз на бок. Вот такой кульбит. АЛуАЗ — это же брезент и железки, и машина была набита — канистры, топоры, пила, продукты. Когда мы крутились, это все летало вместе с нами. И когда мы приземлились и выползли оттуда, первое, что сказал Юра, хватая меня то за руку, то за плечо: «Ты цел? Ты цел?», проверяя мои конечности, не сломаны ли они. На что я ему ответил, тоже находясь немного в шоке: «Юра, надо вытащить аккумулятор, а то он потечет и мы дальше не поедем». Вот отношение: Юрке наплевать на машину, он проверяет, цел я или нет, а я думаю об аккумуляторе.

Когда мы выползли из машины, там невдалеке какие-то бабы и мужики метали стог. Увидев, как мы крутились, они побежали к нам. Подбежали, мы поздоровались, и эти бабы тихонечко и быстренько поставили на колеса нашу машину. Мы поставили на место аккумулятор, она спокойно завелась, и мы стали разговаривать с этими как бы крестьянами. Оказалось, что эти ребята и девчата из Ленинградской консерватории жили в Ферапонтово — их прислали помогать колхозу. Они сказали, что будут вечером давать концерт, и пригласили нас. Вечером мы в охотничьих сапогах, телогрейках и вполне походном виде пошли по грязи в Ферапонтово, к монастырю, и видим шествие — идут девушки в длинных вечерних платьях, ребята — в черных смокингах, в бабочках Это шествие по Ферапонтову нас поразило. Они принесли колокол, свечи и стали петь а капелла хоралы XV века. А у Лёвы в это время ухудшался слух, и было предчувствие, что будет совсем плохо со слухом. И туг вдруг это пение, хоралы, свечи, звон колокола и такая акустика… И Лёва сказал, что, перед тем как ему оглохнуть, Бог дает услышать божественное пение, и у него даже покатились слезы.

Это нас так растрогало, что мы всех пригласили вечером к себе. Приехали все ребята с девчатами, и мы устроили второй концерт, где солировали то Юра, то ребята из консерватории, и надо сказать, что хор у нас получился колоссальный. Очень важна прямая реакция Юры — тут же всех пригласить. И хотя денег у нас было в обрез, мы путешествовали, но, естественно, водка вся была за наш счет и закуска тоже. Застолье было не такое, как было бы сейчас, но какое-то количество консервов, которые должны были нас питать ближайшее время, тут же улетели. Зато вечер получился прекрасный.

Мы путешествовали очень много с Юрой и Сашей Дорофеевым. Ездили на рыбалку… О двух случаях я бы хотел сказать. Мы приехали на Цыпину гору, оставили машину внизу, потому что наверх было не въехать, выгрузили рюкзаки, и надо было подниматься в гору. А Юра в то время очень увлекался скульптурой, и когда мы рыбачили, он нашел громадный березовый срез, из которого собирался резать скульптуру, но он был неподъемный. Я никогда не отличался физической силой, Сашка всегда был здоровее меня. Мы подошли к горе, и Юра говорит: «Ну, ребята, кто понесет?» А мы устали, ленивые, и с Сашкой переглядываемся. Я смотрю на него, он смотрит на меня, и пауза так сильно затянулась, что Юра сказал: «Ладно», нагрузил на себя и пошел До дома было километра полтора в гору. Саша уже говорит: «Юра, дай я понесу». Он не дает. Я уже говорю: «Юр, ты брось это. Давай-ка понесем вместе». Нам стало стыдно. Но Юрка пер вперед и вошел в гору с этим бревном. И это было на нашей с Сашей совести… Потом из этого бревна Юра вырубил прекрасный женский портрет.

И еще один эпизод. Мы приехали поздней осенью с Сашей и Юрой и жили на Горе. В то время снимался фильм «Недопёсок», и Юре нужно было написать песню к фильму, и еще какой-то контракт у него был, так что Юра работал дома, а я-то уходил с утра на фотопоиск Он нервничал, с трудом оставался, потому что ему хотелось на охоту, да и вообще, когда что-то происходило без него, он всегда переживал. Тут выпал снег, рано стало темнеть, и я чувствую, что опаздываю к обычному времени, забрался далековато, а надо еще из леса выйти. Когда я подошел к краю леса, смотрю, уж Юра с горы спустился и встречает меня внизу. Ну, конечно, начинает ругать: «Ты что, с ума сошел, скоро уж совсем темно, а тебя все нет». Мы стали подниматься в гору, вдалеке, в окне нашего дома, светилась оставленная Юрой лампа. А кругом первый снег, и он такой голубой-голубой.

Когда выпадает первый снег, все очень меняется в природе и появляется новое внутреннее ощущение пейзажа. Тогда-то и родилась песня «Поднебесный снег», и он ее посвятил Саше и мне, потому что мы были в то время с ним на Горе. Она была не придумана, а пережита Юрой — это правда так и было в жизни.