Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

«Славка! Славка!

Здравствуй, мой дорогой Славка. Мало сказать, что я жму твою руку. Я обнимаю твои могучие солдатские плечи.

Здравствуй, мой искренний Славка.

Сволочь ты такая, и я тоже большая сволочь. Плохо мне сейчас, Славик, плохо мне и тяжело, потому что нет у меня настоящего друга. Нет как нет. Как глупо тогда мы с тобой поссорились, как глупо эта ссора испортила тебе несколько лет жизни. Ведь если бы не было этой ссоры, учились бы мы, пожалуй, вместе. И вместе бы делали дела. Писать я почти ничего не пишу. А ест и пишу, то пишу так, чтобы нельзя было наплевать на меня и разорвать мое сердце. Когда я напечатал „Дождь“ (ты его помнишь?), меня же совершенно смешали с грязью. То есть народ, так сказать „толпа“, приняла рассказ довольно хорошо. Некоторым он очень поправился. Это меня радовало. Но люди, мнение которых я сдуру, по наивности, ценил выше других, буквально наплевали мне в рожу. Я помню, ты тогда очень меня поддержали, когда сказал, что тебе рассказ понравился. После этого, Славик, я постепенно скатился, потому что рассказ я писал от чистого сердца и с чувством… Это все же мое чувство, и мне оно важно… Я не знаю, могу ли я и буду ли я писать. Но мне кажется, что не писать я не могу. А в общем, пусть все идет к дьяволам. Мне хочется лишь покоя. Покоя душевного… Мне не хватает тебя, человека, который сказал бы: „Юрка, да брось ты. Все в порядке!“ И протянул мне „петушка“.

С горя занялся я рисованием. Поступил (у нас там, в ин-те) на курсы рисования (вторая специальность). Увлекся и увлекаюсь до сих пор. Снова и снова жалею, что нет тебя. Ведь из тебя бы, пожалуй, вышел толк в этом деле. Плохо и плохо мне, Стека, и писать я кончаю. И писать я буду теперь тебе чаще и интересней.

Прости меня за безалаберность. Твой, если нужен кому-нибудь, ЮрКоваль».

Конечно, я в ответ ему писал. Но что писал, не знаю. Не каждый же, подобно мне, сохраняет почти любой исписанный клочок бумаги. Юрке это было не нужно. Он жил плотоядно, шел вперед и вперед, все пробуя на цвет, на запах и на вкус, пока не прошел свой Остров Истины. Я же все сохранял и накапливал До будущих времен.

Больше трех лет не было меня, а Юрка все обо мне хлопотал:

«Кончается третий год нашей разлуки. Осенью ты снова начнешь штатский образ жизни. За три года я сделал кое-что и надеюсь, что все это не пропадет и для тебя.

Славка, в сущности я подготовил для тебя почву и думаю, что ты это понимаешь. Ты приедешь и бросишь в почву мощное семя. И взойдет из этого семени, бремени, племени могутная нива, и заколосишься ты великими деяниями и великими помыслами. Так что, Славка, приезжай, голуба, а почва у меня — люкс, чернозем».

Первая гитара Коваля