Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

«Пришла Маня Клеткина в возрасте пяти лет. Принесла Нюрке фартук белый, школьный. На фартуке вышито в уголке маленькими буковками „Нюри“».

Вот деталь: крупинка-золотинка.

Пантелевна на вопрос, где же лесовик деньги берет, чтобы сахар покупать, отвечала: «Хитит». Мне это слово очень понравилось. Но пришлось заменить: «Сам делает, — ответила старушка». Тоже, конечно, неплохо.

«Чистодорские жители все ходят за рыжиками босиком, ногами ищут». (Самый мелкий рыжик, «для прелести посола»)

«Зуюшко ногой строчит, как швейная машинка „Зингер“».

Указание: название «Зингер» исключить! Так и сделали мы с Юрой. А потом, в подписной корректуре, вернули «Зингер» на место. Никто и не заметил.

Если было сомнение в чем-то, я всегда Юре об этом говорила. Однако правки всюду сделаны самим автором и теперь при чтении мне незаметны. Было доверие и понимание. Дар судьбы.

К тому времени мы переехали на четвертый этаж. Наша комната помещалась в конце длинного коридора. Там было окно, которое выходило на Большой Черкасский, стояли журнальный столик и два кресла в стиле «колченогий модерн». Все это называлось «КарловыВары», в честь Карла. Здесь смотрели рисунки, правили гранки, обсуждали идеи и замыслы. Если собиралось более двух человек, из редакции выносили стулья.

Как-то пришел Владислав Крапивин, в полном индейском облачении, с убором из перьев на голове. Наверное, переоделся внизу, в каптерке у лифтерши. Он сидел и ждал, должно быть, своего редактора из соседней редакции.

Здесь Юра рассказывал мне про похищенных монахов, героев своей будущей книги. Он мечтал написать Бову-королевича. Это было бы чудо…

Каждую новую книгу Коваля хочется назвать самой лучшей. «Самую легкую лодку в мире» я читала в рукописи. Фраза «Опасайтесь лысых и усатых» теперь на обложке книги 1993 года. Но тогда об этом и подумать было нельзя.

На стадии подготовки рукописи возникали сложности — «непроходимые» места. Мы говорили с Юрой о старике Карасеве из повести «Недопёсок». В книге глава называется: «Колеса, которые видит старик Карасев».

Разговор старика Карасева с соседкой Нефедовой рассеял все сомнения в том, что колеса действительно существуют. Главное, у Нефедовой колесо всего сантиметра на четыре, притом коричневое. Что безусловно обидно. А вокруг Лешки Серпокрылова «радуга васильковая с розовым разводом». При объяснении необъяснимых вещей такие серьезные понятия, как аура, чакры, астрал, не применялись.

«Приключения Васи Куролесова». «А книжка-то какая длинная получилась!» — написал автор на последней странице. И правда, сколько в ней людей, событий, острых моментов, неожиданных поворотов, опасностей. И собака разыскная есть — Матрос.

Целый город, фантастический и в то же время реальный. Поначалу это были Мытищи. Но Мытищи, оказывается, нельзя упоминать, из-за какого-то «неупоминаемого» производства. Нужен вымышленный город, Вся редакция в задумчивости. Название придумал Карл. Очень удачное — город Карманов. «Кармановский колхозный рынок» — это же звучит! Художник Лев Дурасов нарисовал на форзацах «Город Карманов и окрестности». Очень красиво. И рынок на территории монастыря…

Вася не сразу стал таким уверенным и по-милицейски категоричным: «Лебедь должен быть белым». И не сразу сложилась, закружилась детективная история. Основная работа как раз с этим была связана. Но очень быстро Коваль стал совершенно свободно управляться с «водопроводчиками», с «темными лошадками», с мусорной урной как орудием чудовищной силы. А в пчелиных вопросах Вася разобрался, пожалуй что, лучше самого знатока Емельяныча.

С удивлением обнаружила такую странность. В повести всего один раз «звучит» жаргон. Рашпиль кричит Курочкину: «Стой, Курица! Стой, дешевая повидла!» Если не считать признания Батона: «А сейчас сижу по глупости. Одному пинджаку рога посшибал». Правда, это, строго говоря, не совсем жаргон.

Юмор у Коваля — пружина, краска, инструмент, особой, превосходной степени точности.

«Вот это фамилия! — подумал Вася — Болдырев!

Как будто самовар в воду упал».

«Телевизор тюкнулся об пол, как сотня сырых яиц».

В милицейском «газике»

«Матрос глядел в окно, задумавшись, как пионер, возвращающийся из лагеря домой».

У нас было присловье: «Талант уводит в младший возраст». Соседняя редакция решила издать для младших школьников все, написанное Ковалем. Мы сидели в «Карловых Барах», толковали о сборнике. Названия пока не было. И тут Коваль говорит: «Плачу пять рублей за каждую букву». Не помню, кто еще был. Все молчали. Что-то сработало — бряк! И у меня выскочило: