Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Я думаю, что лучшими людьми, которых я встречал, были, конечно, художники… Иисус говорил: «праведники — соль земли». Я, конечно, не смею поправлять Матфея, великого автора великого произведения, но от себя бы добавил: художники и праведники — это соль земли.

Ю. Коваль

В феврале2003 года Юре стукнуло бы шестьдесят пять лет — в марте журнал «Знамя» открыл у себя в редакции выставку его картин, скульптур, эмалей и прочих изобразительных шедевров. Что называется — «Любимый писатель у мольберта».

Увы, я была в отъезде и на вернисаж (то бишь торжественное открытие) не поспела… Кстати, за словцо «вернисаж» я бы от Юры наверняка получила расписной ложкой по лбу, или, скорее, он бы его моментально переиначил на свой Ковалиный лад во что-либо вроде «Верни сажу!» или «Вернись, Яша…» (имея в виду своего лучшего друга и соратника по словесности Якова Акима). Так, придя в юности делать беседу с большим писателем для серьезного журнала, он представился ему как «интервьЮра». Но я отвлеклась.

Потом, когда я в Москву вернулась, мы с Наташей Коваль и Ильей Булычевым (это они в первую очередь организовали или, лучше сказать, как Юра — о своей прозе, укатали и уладили состав и композицию выставки) долго-долго по редакции, в тот день опустелой, бродили… Возле каждой работы останавливались, и Наташа то очерчивала, что называется, историю создания, то открывала нам тайны Юри-ной техники. Кто бы, например, подумал, что все эти потрясающе одухотворенные и философски загадочные эмали Коваль обжигал в казенной печи, добившись левой договоренности на маленькой советской кастрюльной фабрике!

Итак, бродим и бродим кривыми кругами по редакционной выставке… Готовая ответить на любой вопрос, Наташа лишь на мои идиотские вопросы относительно того, к какому направлению Юра себя причислял или к какой школе он принадлежал, неизменно отвечает, словно бы разводя руками:

— Из ряда вон! Из ряда вон…

И впрямь — из ряда вон.

А вообще, она так колоритно, нежно и достоверно рассказывает о Ковале, что я уговариваю и уговариваю ее обо всем этом написать. Верю — напишет.

…А пока обратим-ка внимание на уникальность самоопределений этого художника. Вот его личный точкизм, причем не как русская калька с пуантилизма, а именно материально первооткрывательское направление. А вот — в развитие кубизма — шаризм: это когда художник, как пояснял Коваль в «Самой легкой лодке в мире», насобачивается писать шарами и дугами даже кубические формы и прямые линии. А вот и столб-арт — его персональный жанр, его ерническое изобретение (по модели поп- и соц-арта), его личный ковализм. Поясню: Коваль, тонко пародируя языческих идолов, мастерил деревянную скульптуру из бревен и дров. Работая в технике столб-арта средь стружек и опилок, Наташе он напоминал папу Карло в процессе создания Буратино… И живопись, и графика, и керамика, и эмали, и резьба по дереву — все у этого художника экспрессивно и остро характерно. Один из прототипов, глянув на свой портрет карандашной работы Коваля, закричал: — Я весь тут как тут!

Тут как тут на Знаменской выставке Коваля — и все его странствия, и раздумия, и природа с птицами, рыбами, зверьем, и близкие друзья, и первые встречные, и вообще весь окрестный мир. Повторяю: более чем любовью художника — и вживе, и в искусстве — пользовались лесные и полевые букеты цветов. Конский щавель, донник, иван-да-марья, калина, просто безымянные стебли и ветки… Натюрмортов этого важнейшего ряда на выставке немало. О них на открытии прочла свое стихотворение поэт Роза Харитонова (однокурсница Коваля по пединституту и его друг сквозь жизнь):

Таких цветов на свете нет И нет подобных ваз, Но что-то вдруг взволнует вас, На что-то даст ответ. Нахлынет, смоет, вознесет, Вонзится, разрешит, спасет…

На выставке — много пейзажей, выполненных в самой разнообразной технике. Северные, дремучие, заброшенно сельские — и городские, замоскворецкие, кирпичные. Он во всех своих ипостасях проявлял полную неангажированность — урбанист-деревенщик в одно словосочетание.

Хорошо помню его любимую мастерскую в переулке на Лузе («узы Яузы» — еще один ковализм) и то, как, часами стоя у мольберта, Юра говаривал:

С улыбкою шизофренической я прихожу в Серебрянический…