Коварный искуситель

Во время путешествия Белла поведала Лахлану многие подробности своего заточения – в частности, как они дергали за ниточки, точно марионетку, обещая регулярные свидания с дочерью. Может, так она пыталась уберечь себя от очередного разочарования в длинной цепи предыдущих? Как только она узнала, что Джоан рядом, ее невозможно было удержать.

– Не верится, что скоро – может быть, уже завтра, – я увижу свою дочь.

От мечтательной улыбки на ее лице у Лахлана сжималось сердце. Он знал, как много значит для Беллы свидание с дочерью, и многое отдал бы за то, чтобы они действительно увиделись, но она явно опережала события.

– Если я смогу провести тебя туда.

Приподнявшись на цыпочках, Белла запечатлела на его губах огорчительно невинный поцелуй, предназначением которого, как подозревал Лахлан, было прогнать хмурую гримасу с его лица.

– Конечно, ты сумеешь провести меня внутрь. Это ведь монастырь, а не замок, битком набитый стражей. Его защищают монахини, а не солдаты. Для тебя это вообще детская игра.

Лахлан не привык к такому безоговорочному доверию, и ему сделалось не по себе. Он не понимал, отчего ему так тревожно. До сих пор все шло как по маслу. Ему вспомнилась присказка, бытовавшая среди гвардейцев: «Во время боевого задания твердо можно рассчитывать лишь на одно: обязательно что-нибудь случится».

Пока что Бог миловал. Проснувшись наутро после бури, они с Беллой увидели солнечный свет. Выпавший снежок не замедлил их продвижения и ближе к полудню растаял. Они сменили лошадей южнее Эдинбурга и поехали в сторону Берувика уже на пятый день путешествия, опережая рассчитанное Лахланом время на полдня, а после короткой встречи с соглядатаем – тот еще раз подтвердил присутствие в замке Деспенсера – отправились в сторожку лесника возле ручья, которая пришлась кстати, когда они спасали Беллу. Больше всего радовало, что поблизости не было никого из его товарищей-гвардейцев.

Но почему дурное предчувствие никак не отпускало?

Впрочем, Лахлан догадывался, почему: слишком он был переполнен счастьем, черт возьми! И не доверял этому состоянию. Счастье заставляло его быть начеку, соблюдать осторожность из страха его потерять.

По обоюдному молчаливому уговору они с Беллой избегали говорить о будущем по одной и той же причине. Ей первым делом нужно было удостовериться, что дочь в безопасности, а ему – обеспечить безопасность Беллы. Наступит день, когда все закончится, но он помнил, что случилось в прошлый раз, когда он заговорил о будущем. И до сих пор ощущал укор совести.

Белла оказалась права: сам того не сознавая, Лахлан был сторонником традиционных отношений и хотел видеть ее своей женой. А раз она его любит, этого пока что достаточно.

– Меня беспокоит не то, как ты туда попадешь, а как выйдешь обратно. Что, если одна из монашек что-нибудь заподозрит и захочет взглянуть на тебя поближе? Что, если Комин выкинет какой-нибудь фокус? Я ему не верю.

Слова Лахлана, кажется, возымели желанное действие. Белла помрачнела, но успокоилась и, погладив его по щеке, сказала:

– И все-таки стоит рискнуть. Я должна хотя бы попытаться. Меня защитят мои обеты – то есть, обеты Маргарет. А если нет, у меня есть ты.

Видит Бог, он очень хотел оправдать ее доверие.

– Белла, я не волшебник, а всего лишь солдат. Есть преграды, которых не одолеть даже мне. И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было.

Она побледнела: воспоминания о тюрьме были еще слишком свежи в ее памяти! – и Лахлан чертыхнулся.

– Прости! Я не нарочно. Просто хочу, чтобы ты была осторожна. Помни, что ты обещала меня слушаться.

– Ладно, твоя взяла: буду сидеть в сторожке, – с улыбкой пообещала Белла.

Он быстро чмокнул ее в губы.

– Какая послушная девочка!

В ответ она скорчила гримасу.

– Идите же, не то я стану передумаю и стану очень-очень непослушной!

Лахлан с улыбкой поцеловал ее еще раз, уже не столь невинно, и с большой неохотой оставил одну.

Поскольку до монастыря было мили две, он решил идти туда пешком: так привлечет меньше внимания, если кого-нибудь встретит поблизости, – а чтобы быстрее пробираться сквозь кусты и деревья, перешел на бег.

Во время боевых заданий гвардейцам нередко приходилось долгими часами бежать вот так, по пересеченной местности, вверх-вниз по холмам, в снег, дождь, под палящим солнцем. Однажды во время тренировки изверг Маклауд потребовал, чтобы они пробежали в полном вооружении от его замка Дунвеган вдоль берега до северной оконечности полуострова Уотерниш – а это пятнадцать миль – всего за два часа. И перед тем, как бежать обратно, дал всего пять минут на отдых.

Для Лахлана, который вырос на море и усвоил молниеносный стиль нападения своих предков, бег был делом естественным, как для Маккея верховая езда. Чертов горец мог бежать дни напролет. Лахлан, хоть и ненавидел тренировки – каждую их минуту, – вынужден был признать, что скорость и выносливость не раз выручали его.

И теперь он мог бежать часами и не считал это чем-то особенным, но, видит Бог, предпочел бы иметь надежную лодку!