Коварный искуситель

– Так и есть, – согласился Брюс. – Благодари Джона из Лорна: это он выдал, что ты боец моей тайной гвардии, и теперь твоя особа – самый желанный приз для тех, кто рыщет по всей Шотландии. Если попадешь в плен, англичане станут тебя пытать до тех пор, пока не назовешь имена остальных. За твою голову дают триста марок, так что охотников тебя поймать слишком много. На некоторое время тебе лучше затаиться. Может, стоит посетить остров, который ты вскорости назовешь своим домом?

Лахлан поднял на короля непокорный взгляд: пусть себе болтает; ему не сбить его с толку. Три года, которые надлежало отдать королевской службе, наконец истекли. Он получит обещанные деньги и земли, как только Брюс соберет свой первый совет. Долги будут наконец уплачены, и он обретет покой и одиночество, которых так страстно желал. Дело почти сделано. Но прежде чем он уйдет, нужно выполнить еще одно, последнее задание.

– Меня пытали раньше, – заметил он спокойно. – Что бы со мной ни делали, им не заставить меня выдать товарищей-гвардейцев. И точно так же ничто не помешает мне здесь. – Он смело выдержал взгляд короля. – Я должен это сделать.

Некоторое время король молча смотрел на Лахлана, прежде чем повернуться к Маклауду. Могучий властелин островов пожал плечами.

– Я и не надеялся, что он захочет внять доводам разума.

– Как и я, – сказал король, обреченно вздохнув.

Обернувшись к Лахлану, он хмуро посоветовал:

– Ты бы был поосторожнее!

Королю незачем было напоминать ему об осторожности. Лахлан не испытывал желания еще раз угодить под замок, в очередную тюрьму с ее могильным мраком: черные ямы не вызывали в нем приятных воспоминаний, – но готов был рискнуть свободой, поставить на карту все, чтобы освободить ее.

– Кого я могу взять с собой?

Король и Маклауд тихо посовещались, после чего Вождь назвал имена:

– Налетчик, Дракон, Охотник и Гарпун.

Лахлан выругался сквозь зубы. Он был рад Ламонту с его талантом ищейки и Маклину – умелому стратегу, но ему придется тратить половину своего времени на то, чтобы помешать Бойду и Сетону поубивать друг друга. – Как насчет Святого и Храмовника? – спросил он, имея в виду Гордона и Маккея.

– Они пойдут со мной, Ястребом и Стрелой, – ответил Маклауд. – Если повезут их обеих, мы сможем попытаться освободить также и Мэри.

Лахлан мрачно кивнул. Как и Белла, юная Мэри Брюс оказалась подвешенной в клетке, только в замке Роксбург.

Эдуард I сначала хотел подвесить в клетке также и Марджори, дочь Брюса, в лондонском Тауэре, но девушку помиловали, как и ее тетку Кристину. Обеих отправили в монастырь.

Королеву – вероятно, благодаря могущественному отцу, графу Ольстеру, близкому соратнику Эдуарда – поместили под домашний арест в Бёрствике. Юного графа Мара отправили на воспитание к английскому двору. Зато графу Атоллу повезло меньше: он кончил дни на виселице.

Маккея и Гордона по ошибке приняли за простых солдат. Несколько месяцев они просидели в заточении в Уркварте, но Лахлан и другие воины Шотландской гвардии сумели их вызволить.

– А других женщин?

Лицо Брюса помрачнело.

– От моего старого друга Ламбертона, епископа собора Святого Андрея – он выпущен из тюрьмы, но все еще томится в Англии, – мы слышали, что с моей женой, дочерью и сестрой Кристиной обращаются хорошо, но увезли слишком далеко на юг и основательно стерегут, чтобы мы смогли что-то предпринять. Но когда момент будет подходящим, я сам поведу отряд, чтобы их спасти.

Лахлан кивнул. Хотелось бы спасти всех женщин, однако Белла и юная Мэри, ввергнутые в невыносимые условия, были первыми в очереди.

Собрав отряд, Лахлан не мешкал дольше. Не успел пропеть петух, как он со своими гвардейцами уже несся во весь опор по дороге на Берувик.

В своей каморке в башне Белла стояла возле маленького окна и наблюдала, как внизу, во дворе замка, суетятся люди, торопясь завершить дневные труды. За два с лишним года она научилась узнавать их лица. Вот Гарри, юный конюх, несет воду для лошадей. А вон Энни, девушка из деревни, явно влюбленная в Уилла, солдата в зеленой с золотом форме, который день-деньской упражняется в стрельбе из лука.

Разумеется, имена она им придумала сама. Не имея других возможностей убить время – кроме шитья, – Белла придумывала не только имена, но и сочиняла целые истории для жителей деревни и обитателей замка. Иногда это казалось даже забавным: почти как смотреть пьесу, но главное – это позволяло бороться с однообразием каждого дня, которое сделалось ее главным, неотвязным врагом, что в клетке, что в камере.

Белла проводила возле окна почти весь день. Оконце было хоть и маленьким, но зато без решеток, которые мешали бы видеть. Иногда, на краткий миг, она забывала, что находится в каморке, забывала про удушающую атмосферу тюрьмы, в которой влачила существование с тех пор, как ее выпустили из клетки, то есть три месяца назад, а точнее – девяносто семь дней.

Белла знала, что в эту каморку ее посадили не случайно: она располагалась точно напротив клетки. Это был еще один вид пытки и способ ею управлять: не давать забыть, что именно они могут с ней сделать.