Она слышала тревожный стук собственного сердца. У англичан имелось оружие, против которого она была бессильна.
– Печально, – проговорил сэр Саймон, и хоть тон у него был беззаботный, она поняла, что сила-то на его стороне. Ее победы всегда были ненадолго. – Боюсь, сэр Джон может передумать насчет вашей просьбы!
У нее остановилось сердце. Белла попыталась не подать виду, но его слова пробудили в ней мучительную надежду.
– Комендант позволил мне увидеться с дочерью?
Белла совершила роковую ошибку, позволив своим тюремщикам понять, что отчаянно хочет видеть дочь. Они теперь дергали за ниточки, как марионетку, обещая свидание с Джоан, и таким образом добивались от нее послушания.
– Ваша дочь не желает вас видеть.
Она оцепенела, хотя сэр Джон говорил ей, что девочка давным-давно отказалась от нее, не желая иметь ничего общего с «шотландской мятежницей», но постаралась не показать, как ей больно, и, вздернув подбородок, заявила:
– Я отказываюсь в это верить!
Сутулый, похожий на обезьяну, он пожал плечами и с усмешкой заметил:
– Печально. А ведь она совсем близко.
– Близко? – хрипло повторила Белла, едва не лишившись чувств.
Он мерзко ухмыльнулся:
– Ах, а вы разве не знали? Девочка в Роксбурге, не свадьбе своей двоюродной сестры.
Сердце пропустило удар.
Роксбург! Всего день верхом. Господи, она так близко! Белла полагала, что Джоан все еще в Лестере, в имении Бьюкена, со своим дядей Уильямом, пока решается вопрос об опеке. Теперь, когда Белла узнала, что дочь так близко, ее самообладание не выдержало.
Тем временем ее тюремщик внимательно наблюдал за ней, прекрасно сознавая, что значили для пленницы его слова.
– Но, наверное, это неважно, раз вы отказываетесь принять предложение сэра Джона.
Он сделал вид, что намерен уйти, и Белла стиснула кулаки от бессилия. Знала ведь, что это лишь игра, но если есть хоть какая-то возможность…
– Что же предлагает комендант?
Когда Джон де Сигрейв стал хранителем печати Шотландии, его должность коменданта замка Берувик занял Джон Спарк.
Саймон гадко ухмыльнулся, явно наслаждаясь происходящим:
– Сэр Джон позволит вам написать девочке письмо и проследит, чтобы вы получили ответ. Если ваша дочь пожелает продолжить переписку, вам будет это позволено при условии, что монахинь устроит ваше поведение. Как только вы примете постриг, девочке разрешат навещать вас так часто, как она того пожелает.
Белла едва дышала. Неужели это возможно? Неужели ей наконец разрешат видеться с дочерью? Или это новая уловка, чтобы была сговорчивее?
– Почему я должна вам верить? Комендант обещал мне это и раньше.
Когда Беллу выпустили из клетки, тюремщики использовали ее желание воссоединиться с дочерью как средство добиться послушания, но если девочка оказывалась где-то поблизости, находили, к чему придраться, чтобы встреча не состоялась.
– Вы не в том положении, чтобы требовать! Вы бунтовщица. Предательница. Считайте, что вам повезло, а то до сих пор болтались бы в клетке. Я говорил сэру Джону, что он слишком снисходителен, и вот, значит, как вы его отблагодарили? Вы примете обет, миледи, – заключил он презрительно, – или отвечать за последствия придется не вам одной.
Белла понимала, что он пытается ее запугать, и ему это удалось, будь он проклят! После безуспешных попыток вызволить ее из клетки, предпринятых людьми Роберта, тюремщики недвусмысленно предупредили, что в случае попыток побега отвечать придется Джоан.
Его улыбка сочилась ядом.
– Мне невыносимо думать, что может случиться с юной девушкой, которую некому защитить. А еще – вы же знаете – так легко подцепить простуду! Как раз сейчас в Англии свирепствует страшная лихорадка.
Кровь застыла в ее жилах, стук собственного сердца отдавался в ушах.
– Вы станете угрожать юной девушке? Моя дочь – единственная наследница графа Бьюкена, верного вассала вашего короля. Неужели он захочет обагрить руки кровью невинного ребенка, дабы наказать одну ничем не примечательную женщину?
– Ничем не примечательную? – фыркнул он. – Да вы натворили бед не меньше, чем король-висельник. Знаете ли вы, что правителю Берувика пришлось издать закон, который запрещает прикалывать к одежде розовые розы? Мне следовало растоптать вашу розу каблуком – не сомневаюсь: именно так король поступит с вашими мятежными друзьями. – Саймон злобно прищурился. – И никто здесь никому не угрожает. Я просто рассуждаю вслух. Вы же не хотите, чтобы девочке пришлось расплачиваться за поступки матери, не так ли? Король желает, чтобы вы стали монахиней. На вашем месте я бы склонил голову и попытался смирить свою гордыню, заменив ее смирением.
Он с грохотом захлопнул за собой дверь. Белла слышала, как вернулся на свое место тяжелый засов, затем щелкнул замок.
К чему эти предосторожности? Они не хуже ее самой знали, что она не сделает ничего такого, что могло бы повредить самому важному в ее жизни человеку. Ее судьба свершилась в тот миг, когда она вошла в камеру, а неповиновение всего лишь иллюзия. Эдуард Английский, пока держит Джоан в своих руках, может делать с ее матерью все, что заблагорассудится.