Коварный камень изумруд

— Есть. Но там их организуют либо городские магистраты, либо люди одного слоя общества. И в том и в другом случае эти кассы обслуживают только узкий круг людей и служат только для их обогащения. Простой народ в Европе копит деньги в горшках или в иной посуде. Зарывая деньги в землю. Тем самым наносит урон...

— ...наносит урон своему государству, — подхватил Александр Павлович. — Докажите, Дмитрий Александрович.

— А и доказывать нечего. Польша теперь наша провинция, так там я велел собрать статистические данные по денежному обороту этой страны. Данные собрали. Просто оглушительные цифры я получил... Вот, перед приходом в Польшу Наполеона Буонапарта в Польше имело ежегодное хождение в серебре и на наши деньги восемь миллионов рублей. После владычества Наполеона, в 1814 году, там ежегодно ходило только 3 миллиона рублей. В прошлом году откуда-то появился ещё миллион рублей... Вынули из кубышек? Нет, вытащили из России. Хотя сами теперь как бы Россия. Но воруют деньги поляки в наших краях, своих закопанных денег не трогают. Главное тут что? Не вынули поляки из кубышек наличные деньги своего, немецкого да французского чекана. Те деньги так и лежат в земле. Хоть и не приносят процента, но сохраняются... А поляки просто нагло закидали меня и вас, государь, петициями о выделении им денежных средств. А выделить им средства, значит, совершенно ослабить Россию...

— Но и не выделить средства никак нельзя! — возмутился Александр Павлович. — Польша тогда станет от нас отрываться! Бенкендорф мне еженедельно докладывает о тайных польских обществах, собирающих народ на восстание против России! Диссидентами называются! Нет, полякам деньги выдать надо.

— Выдать надо, согласен, но в казне таких денег нет!

— Денег нет... — угрюмо согласился государь, — а от ассигнаций подлые поляки отказываются. Требуют серебро!

— Так вот, ваше величество, будь у нас сберегательные кассы, мы бы из этих касс взяли наличные деньги и полякам выдали. Не из государевой казны, заметьте, а из народной казны...

Государь Александр Павлович надолго задумался, стоя у портрета своей венценосной бабки, императрицы Екатерины Второй. Она бы не одобрила игру с народом в деньги... Да и обедать давно пора, супруга вон требует к столу.

— Хорошо, оставьте мне свой проект этих сберегательных заведений, я подумаю. Дело это долгое, муторное... народ заманить отдавать копеечки и рубли... Хмм...

— Вы только сделайте одобрение, государь, а уж моё ведомство найдёт, как приманить народ в сберегательные кассы... тут, главное дело, чтобы меценат нашёлся. Уверенный и здравый человек. Сделал бы первый вклад. А потом по нему получил процент. Газеты наши тогда так протрубят, что от народа не отобьёшься.

— Ну, ну, разогнались... Мецената ему. Я своей личной казной меценатствовать не стану. Кладите проект на мой рабочий стол... Отобедать с нами, полагаю, вам некогда?

Дмитрий Александрович Гурьев помотал головой, откланялся и вышел в прихожую. Принял от лакея свою форменную треуголку, надевать не стал, а так и вышел к своему экипажу, помахивая треуголкой и повторяя как песню «меценат, меценат...».

Глава пятидесятая

— Мне ваши сказки уже надоели, мистер Егорофф! — пробурчал Александр Христофорыч Бенкендорф. — Второй час сидим, и кроме ваших имён, я ничего толкового не услышал.

— Нет, ваше превосходительство, вы услышали и про моё прежнее состояние прав, и про моё нынешнее состояние...

— Не нужно со мной спорить! Показав мне бумагу... вот она... что вы являетесь почётным гражданином города Невьйорка, будем считать, что вы показали мне свой паспорт. Не более того. Этот же... американский... или чей он господин, он мне ничего не показал. — Бенкендорф ткнул пальцем в хмурого О'Вейзи. — Может, он из Африки приехал... Если вы, господин Егоров, служили при нашей государыне Екатерине Алексеевне в тайной экспедиции, то обязаны знать роль бумаг, конкретных имён и явных фактов, каковые мне требуются для доказательства этого служения.

О'Вейзи сидел на стуле поодаль от стола. Со вздохом хотел сесть поудобнее. Привстал, снова сел. Стул под ним затрещал и рассыпался.

О'Вейзи собрал обломки и под изумлённым взором Бенкендорфа свалил обломки в угол кабинета, а себе взял новый стул из тех, что стояли рядком повдоль стены. Поставил стул рядом с Егоровым и осторожно сел. Стул выдержал огромного ирландца.

— Струмилин! — в ярости проорал Александр Христофорович. — Поди сюда!

В кабинет из-за плотной, тяжёлой шторы, что висела слева от стола Бенкендорфа, вышел сухонький, но ещё энергичный старичок. Там, видимо, имелась потайная дверь в другое помещение.

— Чего изволите, ваше превосходительство?

— Вот этого, который ломает мне тут стулья, отконвоируй пока в подвал... скамейки там гнуть...

О'Вейзи немедленно поднялся со стула. На такую дисциплину Бенкендорф поощрительно крякнул.