Коварство и любовь

Кэтрин Говард настаивала, чтобы они отмечали каждый из двенадцати святочных дней до самого Богоявления. Каждый вечер молодые женщины танцевали друг с другом и играли в детские игры, например, в фанты или в жмурки. Бывали и более спокойные вечера, когда они просто играли в карты или бросали кости. Вот только не было рождественской пантомимы, да и деревенские дети не приходили в Сайон-Хаус петь гимны, чтобы получить монетку или пирожное. Однако бывшая королева потребовала, чтобы никто не вздумал прогонять нищих, которые приходили со своими деревянными мисочками. Генрих Тюдор пришел бы в ярость, если бы узнал, что низложенная и опозоренная супруга провела рождественские праздники куда веселее, чем он. Лорд Бэйнтон даже беспокоился, как бы король в самом деле чего не пронюхал, но у добряка не хватило духу отказать Кэтрин Говард.

Нисса наконец сообщила всем, что ее муж арестован. Кейт и Бесси даже заплакали. Но Кэтрин Говард сказала:

– Это очень похоже на Генриха! Может быть, я и вела себя дурно, но никто из тех, кого он засадил в тюрьму, в этом не виноват. Разве они знали? Разве помогали мне? Зато, осмелюсь предположить, мой дядя-герцог сумел сбежать?

Нисса кивнула.

– Наверное, ты меня ненавидишь, – сказала Кэт. – Если бы не я, ты бы ни за что не покинула Уинтерхейвен и детей. Ведь это я умоляла короля, чтобы он приказал вам приехать. Ах, если бы не я, вы с мужем сидели бы сейчас дома, в уюте и безопасности.

– Нет, Кэт, я не могу тебя ненавидеть, – мягко ответила Нисса. – И как можно жалеть о том, что уже произошло? Прошлого нам не изменить. Однако я не святая! Я действительно очень зла на тебя, Кэтрин Говард, потому что мой супруг и дети оказались в опасности из-за твоих глупых поступков. И меня можно понять.

– Король освободит Вариана, – сказала Кэт. – Он же не Говард.

– Все так говорят, – ответила Нисса. – И вспоминают, что он внук Томаса Говарда.

Больше на эту тему сказать было нечего. Двенадцать рождественских дней пролетели как один миг. Обитатели Сайон-Хаус ждали, что будет дальше. Двадцать первого января парламент наконец занялся делом Кэтрин Говард. В отношении бывшей королевы обе палаты одобрили Акт о смертной казни за государственную измену, одобренный затем королем. Итак, судьба Кэтрин Говард была решена.

Побеседовать с королевой прибыл архиепископ. Ему требовалось ее письменное признание в супружеской измене с Томасом Калпепером. Ему не хотелось, чтобы бедную женщину казнили без этого доказательства, хотя в душе он нисколько не сомневался, что она виновна.

– Госпожа Говард, за совершенное предательство Томас Калпепер заплатил самую высокую цену, как и Фрэнсис Дерем, – сообщил архиепископ. – Не желаете ли признаться мне сейчас и тем самым облегчить совесть?

– Я не считаю любовь к мужчине грехом, – ответила Кэт, отказываясь от дальнейших разговоров. Известие о казни потрясло ее, но она не подавала виду. Повернувшись к Ниссе, Кэт сказала: – Прошу вас, леди де Уинтер, проводите архиепископа до его баржи.

Набросив плащ, Нисса вышла из дома вместе со священником.

– Милорд, не скажете ли мне, как там мой супруг?

– Все хорошо, моя дорогая, ему ничто не угрожает, – ответил Томас Кранмер. – Но Тайный совет счел его и всех остальных виновными в сокрытии государственной измены. Их имущество отойдет короне.

– Но это несправедливо! – вскричала Нисса. – Мой супруг ничего не знал о дурном поведении королевы!

– У меня нет оснований не верить вам, дитя мое. Но король – злой и жестокий человек. Он жаждет отмщения. И Говардам придется заплатить.

– Мой супруг не Говард, – сердито возразила Нисса.

И тут ее осенило. Очень скоро Кэтрин Говард будет предана смерти. В этом никто не сомневался. Так зачем молчать? Кэт уже не спасти, зато можно спасти Вариана. Нисса видела, что отказ Кэт дать письменное признание очень расстроило архиепископа. Еще бы – теперь ему вечно терзаться сомнением. Вдруг он отправил на казнь невинную женщину? Разве что…

И Нисса сказала архиепископу:

– Милорд, я хочу, чтобы вы приняли мою исповедь. Прошу вас!

Томас Кранмер даже опешил:

– Здесь, мадам? Сейчас?

Нисса с жаром закивала.

И тут архиепископ догадался, что молодая женщина хочет поведать ему что-то, однако хочет обезопасить себя тайной исповеди. Значит, это что-то очень важное. Вероятно, хочет выторговать прощение для супруга и возвращение конфискованного поместья.

– Я не могу гарантировать вам ничего, кроме отпущения грехов, дитя мое, – честно признался он. – Что еще может служитель церкви?

Нисса снова кивнула, на сей раз задумчиво.

– Я понимаю, милорд, но все равно хочу вам исповедаться. Я не встану на колени, чтобы не возбудить подозрения тех, кто, возможно, наблюдает за нами из дома. – Она взяла руки архиепископа в свои. – Простите меня, отче, ибо я согрешила.

– В чем же состоял ваш грех, дитя мое? – спросил архиепископ.

– В Йорке я застала королеву за прелюбодеянием, но никому не сообщила. Я застигла ее с Калпепером за актом совокупления, пока король был на охоте.