Ковчег 47 Либра

На следующий день УхыррМухх собрал совет старейшин и держал такую речь:

— Вчера я нашел проход в очень важное место. У меня не хватает слов, чтобы объяснить все. Там кто-то хороший учит нас очень полезному. Каждый из вас увидит это своими глазами. Сегодня со мной пойдете ты и ты. Еще нужна стража, чтобы стеречь проход от любопытных, пока мы там будем.

— Откуда ты знаешь, что он хороший и учит полезному?

— Почему хороший, объяснить не могу, увидишь — поймешь. Почему полезное — сам вижу и жалею, что раньше не догадался. Например, он научил, как ровно разрезать шкуру. Полезно?

— Полезно, полезно, — согласился совет старейшин…

И вот УхыррМухх с двумя старейшинами и первой леди, у которой вчерашний страх сменился железной настойчивостью, повторив вчерашнюю процедуру с кнопками, вошли внутрь. Старейшины только и сказали «да-а-а!..», уставившись на говорящего человека, а УхыррМухх подошел к камням и ткнул носом самый большой. Человек взял двумя руками его копию и размахнулся. УхыррМухх тоже взял камень, встав на задние лапы, и размахнулся. Получилось внушительно. Человек подошел к небольшой сосне и с размаху ударил под углом по стволу острым концом камня. Получилась приличная засечка. Потом ударил рядом, потом повыше — засечка росла. Потом с другой стороны, потом с обратной — пока засечка не стала круговой. После чего уперся в ствол и начал его раскачивать, пока дерево с треском не рухнуло.

— Как хорошо, — изрек УхыррМухх, — больше не придется чистить морды от этой гадости!

А старейшины так и не проронили ни звука. Лишь положение их спин и голов, да движения ушей, глаз и хвостов выдавали лихорадочную работу мысли и бурление чувств.

Сеансы продолжались и продолжались. У входа круглыми сутками сидели часовые, пропуская по два пса на сеанс по решению совета старейшин или вождя. Было совершенно невозможно показать таинство всему огромному племени, поэтому посещение Комнаты рассматривалась как награда за трудовые успехи. Человек проделывал разные манипуляции с камнями, иногда прибегая к помощи своих соплеменников, иногда в одиночку. Он всегда оперировал первым из камней, к которому прикасался зритель, но каждый раз действовал им по-разному.

Самым усердным и благодарным зрителем, конечно, была СирриСилль, пользовавшаяся своим положением первой леди. Она всем обликом выдавала, что происходящее ее захватывает до дрожи в поджилках: голова наклоняется то туда, то сюда, то подается вперед, то одно ухо торчком, то другое, то сразу оба, хвост то радостно виляет, то нервно стучит об пол. И вдруг она заявила:

— Я понимаю, о чем говорит тот, в другом мире. И даже знаю, как его зовут: Рргххакх Рудрнигхх. Он все время объясняет, что собирается делать: «Беру камень, им можно резать шкуру… этим камнем буду рубить дерево, этим маленьким острым прокручу дырку в шкуре и продену туда полосу кожи…»

Племя на всех парах неслось сразу в средний палеолит. Каждый день к верховьям реки шли отряды псов с парой кожаных мешочков, связанных ремнем и перекинутых через спину. Мешочки, естественно, предназначались для камней — ножей, скребков, топоров. Отряд обычно шел с веселой дорожной песней, от которой у диких зверей предгорий стыла в жилах кровь. Они не понимали, что эти протяжные звуки, приводившие в ужас предков, — веселая песня.

Когда инструментов стало хватать, народ повалил молодую сосновую рощу в порядке тренировки и испытания каменных топоров. Стали думать, что делать с поваленными стволами, и тут же изобрели накат для телятников, сильно облегчив рытье и избавившись от угрозы обрушения свода. Даже щенки перешли в своих играх с палок на камни.

Чака Рудника постоянно спрашивали, зачем он тратит столько сил на этот палеолитический тренинг? Ведь, существо, способное набрать код по подсвеченным кнопкам, само освоит весь этот инструментарий за считанные сотни тысяч лет. И в результате станет сильней, если дойдет до всего своим умом.