Он выпускает из себя слова всё легче — о цифрах и чарующих формулах, о загадках переменных и чертежей, которые дразнят и требуют разрешения, и о возможности творить новое и помогать, и о пути, которого не было и который ему дали. И мое ухо начинает различать — за воркованием пурр и за тоном, ровным, будто грифель — крохотные детальки. О грубоватой заботе наставника, о нарочитой суровости, о редких проблесках добродушия — когда что-то да получалось. О том, как лысоватый тип в заляпанном халате витийствовал насчет светлого будущего — которое сотворят они вместе.
О необходимости заботиться. Потому что док — так зовет его Ким — вечно забывал поесть, и мог не спать по две ночи над экспериментальными образцами, или выйти босиком в в холодный цех, и надо, надо, надо присматривать, потому что…
— Стало быть, привязался к наставничку-то, — говорю, когда Шибздрик выдыхается и смолкает. Удивляясь, сколько сам сказал.
Ким молчит и старательно гладит пурр. Лапочки воркуют от удовольствия.
— А где этот, как его, сейчас?
— Наверное там, где всегда, — отвечает Шибздрик. — В лаборатории… работает.
Сперва кажется — это он там растосковался, а потом понимаю, что вроде как, это у него тревога на лице. А, ну да — как там без него его брюзга-наставничек, он же такой забывчивый, что с голоду помрет над чертежами без своего ученичка.
— Угу. Небось, помираешь от желания его увидеть и возблагодарить.
— Мы не попрощались, — вместо ответа говорит Ким.
Пурры подбираются ближе — боль учуяли. Сейчас с протяжным ласковым «Пррррий-прррий-пррррий» облепят, попытаются взобраться по ногам, прижаться к телу, помочь… э нет, ребята, тут вы не в помощь. Сама я уже успокоилась, так что оттесняю лапочек назад и глажу-глажу-глажу, а Ким покамест в прострации.
Переназвать его в Лунатика, что ли.
— Не поблагодарить, — выдавливает он наконец. — То есть и поблагодарить тоже… сказать, что мне жаль. Он… понимаешь… возлагал на меня много надежд. Думаю, до какой-то степени надеялся, что я стану его преемником. Но некоторые вещи, которые он делал… Думаю, я его разочаровал, когда… нарушил распоряжение.
— Какое это?
— Один эксперимент, — отвечает Лунатик дремотным голосом. — Всего один…
— На ком-то живом?
Чересчур спокойный кивок.
— То есть, поправь меня — ты кого-то не вывернул наизнанку в этой вашей гегемонской лаборатории, а теперь еще об этом жалеешь?
Пурры, настороженно поблескивая бусинками глаз, разбегаются в стороны.
— Нет.
Слишком жарко. Слишком дурацкий день.
Слишком спокойное выражение лица у этого пустошника.
— Я не просто не провел эксперимент. Я… сорвал его. Нарушил закон. Об этом я не жалею. Но мне жаль, что он… столько со мной возился, и я никак не смог…
— Отплатить?
Он не делает утвердительного жеста, но тут я в цель угодила.
Присаживаюсь на корточки — и пурры налетают, толкаются, перекатываются под ладонями…
Утоляют жажду нежности.
— Так получается — если б тебе дать возможность, ты б к этому хмырю вернулся? В благодарность, что ли?
— Чтобы проститься, — звучит почти неслышно. — И сказать, что он был неправ.
Под пальцами — перекатывающиеся теплые комочки меха. На языке — куча слов, в башке — догадок.
Тебя должны были казнить, думаю я. Из-за этого твоего «нарушил закон». Вот, значит, откуда вытащил тебя Шеннет. Унюхал, значит, перспективку, изобретателя увидел.
Стало быть, твой наставник про тебя думает, что ты предатель или что ты мертв — кто там знает, как Хромец замел следы. И не закопал ли он со следами и твоего наставника, а то нрав Хромца известен.
Глажу пурр почти в азарте — след ухвачен, можно бы по нему пробежаться…
Только вот кой-что перебивает след. Услышанное, не угаданное. И в комнате Синеглазки, и сейчас.
Что-то о желании отплатить и о том, как больно разочаровывать тех, к кому привязался.
Кажись, завтра надо поговорить с Мелкой о довольно важных вещах.
====== Наставник для варга-5 ======
ЙОЛЛА ДОМЕРТ