Ковчег для варга (СИ)

— Дальше мальчик изо всех сил постарался поверить — что это не он. Ему так не хотелось быть убийцей. Не хотелось быть тем, на площади. Не хотелось разочаровывать. Поэтому он пытался вылечиться — год за годом. Отстранившись от Дара настолько, что перестал его чувствовать как часть себя. Просто… какая-то тварь. Монстр в клетке. От которого не можешь избавиться, и влияние которого иногда полезно… но у которого нет шансов выйти наружу.

В груди ноет, тянет, болит, и алые пятна на белой площади — плывут, плывут перед глазами, будто снег усыпан ягодами…

— Но… а если Дар неотделим от варга… Гриз же говорит — это лучшее в нас…

— Гриз бывает права удивительно часто.

К нам направляются сразу два каких-то жреца с банками для пожертвований, так что наставник разворачивается, и мы уходим с площади.

Прошлое волнами катится вслед — не знаю, можно сбежать или как?

— В общем, это достаточно поучительная история. В которой мальчику понадобилось довольно много времени, чтобы понять: то, что он запер… было не самым худшим. И осознать простую истину.

Вроде как, он на меня и не смотрит. Только вот я чувствую его взгляд — острый и прямой.

— Истина в том, что на самом деле на площади не было никого иного. Только алапарды, да испуганный мальчик, который очень хотел, чтобы они остановились. Который не знал границ своего Дара — и что у него есть Дар, вообще-то, тоже не знал. Это не было подвигом, как не было убийством. Это было неумелым использованием пробудившегося Дара, вот и всё.

Бреду, держу руки в карманах, смотрю за тем, как валит пар изо рта — мешается с туманной дымкой. Вот храм Стрелка — тетиву натягивает… А тут, кажется, уже Первоваргу храм отгрохали. Только у Первоварга на фреске у храма что-то знакомые светлые волосы.

— А… что с мальчиком-то случилось? Ну, он же потом всё понял… и как-то вернул Дар, да? И как такое быть могло?

 — Кажется, он кое-что потерял, — доносится из-под капюшона, — и тоже довольно ценное. Но, думаю, это история для других декораций. Дальше мы уж идём молча — хотя и тоже не спеша. Высокий вроде-как-жрец в капюшоне, и я — без капюшона, в куртке и непонятно кто. Торговцы зазывают посмотреть на фигурки алапардов, а один пророк так завывает насчёт нашествия огнедышащих механических свиней, а через это — конца света. Ким бы с ним точно не согласился, наверное. В таком-то молчании проходим еще квартала четыре, а потом уж Нэйш берётся за молоток нужного дома. Открывает какой-то сердитый мужик, заросший по самые уши рыжей бородищей. С порога орёт:

— Не подаю, убогие! — и почти уже дверь захлопывает, только нога Рихарда ему мешает.

— Вы обращались в «Ковчег»?

— Я? Что я, по-вашему, идиот? К вашим чокнутым зверолюбам! Варги, стало быть? Это мой партнер выдумал, ха! Думал, вы сможете узнать, в чем тут дело, хэ! Ну, раз явились — давайте во двор, посмотрим, какой с вас прок.

Лицо красное, глаза — щелки, чуть из-за рыжих ресниц видать. Сам низкий, коренастый, палкой машет по пути, пока во внутренний дворик ведет, то есть. Деловой — до жути: двоим работникам по пути за безделье выдает, да приказывает найти своего партнера, дурня и бездельника.

— Вызвал варгов — пусть платит, хы!

Во внутреннем дворе полно сараев, и из одного слышится ровный, низкий вой. На одной ноте — прямо сердце сжимается.

В сарае — клетка, в клетке — алапард. Старый, поседел уж весь. Лежит, голову на лапы положил — и воет, воет, воет… А хозяин, видно, хочет на него палкой махнуть, да при нас боится.

— Три дня назад начал. Отказывается от еды — кормим хорошо, не думайте, хых! Вон, бока-то не маленькие. До этого такого не было, местные лекари годны разве что навоз выгребать из-под зверюг, хы-хы. В общем, надо узнать, что там с ним, вроде как ваш профиль. Ну, и сколько будет стоить — лечить. Хотя вы, зверолюбы, должны зверушек лечить из чистого к ним сострадания, нет, хэ?

Хыкает, и почесывает бороду палкой, и с опаской поглядывает на Рихарда — который в капюшоне и ни звука, ни жеста. Алапард всё воет. Налитые, жалобные, неподвижные глаза.

Будто… просят о чём-то. Наверное, так просили эти двое — которые ползли по кровавым камням к мальчику с синими глазами…

— Йолла, — тихий шепот над ухом. — Я хочу, чтобы ты сказала мне, что с ним. Чтобы ты увидела, что с ним. Готова?

Киваю — ага, готова. Привычный толчок извне: сама я в единение не могу идти, либо уж насильно втаскивает, либо никак… Нет шанса, что ты убьёшь, Йолла. Я — твоя стена. Тяжко дышать от тоски и давит, давит, давит, и вокруг летают осколки-воспоминания: алапард вытянулся на боку, подрагивает лапами, а другой толкает носом, пытается поднять. Раскаленный хлыст касается бока. Два алапарда летят по улице — как совсем недавно рассказывали кому-то… ей… мне. Только кровь не льётся, потому что нет когтей, и нельзя-нельзя-нельзя ударить — снова будет страшный хлыст…

Да. Ты не убьёшь. Ты никого не убивал, вы никого не убивали…

Тоска, лютая, страшная, и жить не хочется, хочется туда, где что-то потерянное, что-то дорогое… И ты, которая вместе — ты можешь отвести меня туда? Отведи туда, пожалуйста, пожалуйста…