ЛАЙЛ ГРОСКИ
— Отвали, Пухлик, — свирепо сказала Мел. Фыркнула в мою сторону и принялась неспешно прохаживаться между деревьями.
Вчера вечером я попытался утопить в спиртном осознание проблемы. Нынче утро выдалось похмельное, тварью в зеркале я мог пугать обитателей питомника, да еще вот мешал нашему следопыту работать.
Пришлось отойти и дышать в сторонку, пока рассказывал, что да как.
— В общем, Нэйшу показалось, что тут у кого-то проснулся Дар варга. Так что вчера мы тут очутились еще до того, как всё стряслось. Уже потом услышали крики, смотрим, а там пара грифонов обозлилась и решила облаву раскидать.
— Два молодых самца из одной кладки, пегий и черный, — пробормотала Мел, провела пальцами над взрытой землёй. — Что за облава?
— Обычные ловчие-охотники от какого-то торговца животными. При себе — сети, пара ловушек, двое с Даром воздуха и сильный травник. Травник потом всеми богами клялся, что рассыпал тут всюду приманку, от которой грифоны должны стать спокойнее.
Мел издала еще какой-то свирепый звук. Она бродила между соснами так, будто меня поблизости и нет, так что приходилось идти за ней, когда она удалялась.
Солнечные лучи издевались: пробивались через иглицу и лезли в глаза. Птахи обезумели по весне и надрывали горло, приветствуя утро.
— Какая-то дрянь со зверобоем, — буркнула Мел, принюхавшись к куску полежавшего мяса. — Тмин, да еще что-то сонное. На грифонов так и должно было подействовать.
— Ну, а подействовало как-то иначе.
Грифон — помесь орла со львом, ходячая надменность пополам с любопытством. Зверь, которого куда только не заносит: они любят попутешествовать, даже и без помощи крыльев. Даже и в города свои клювы суют (хоть такое и кончается печально для грифонов). Обычное поведение — шествовать себе с таким видом, будто его тут ничто не касается, пока не заденут. Если заденут — поворачивает в другую сторону и опять шествует: у грифонов завидное терпение.
Мел рассматривала стволы деревьев — с них была содрана кора ударами львиных лапищ. Кое-где по стволам так хватили клювом, что только щепки брызнули.
— Ловцы не были новичками, грифонов ловят давно, но такого не видели. Клялись, что ничем не раздразнили, даже подойти близко не успели: звери вылетели на них сами. Когда мы с Нэйшем оказались здесь — трое охотников были уже на земле, правда, насмерть никого не успели уложить, но получили все как следует.
— Крови много, — кинула Мел, нарезая круги между деревьями. — Болваны сидели в засаде. Приманку разложили, выставили ловушки. Сети сработали, но грифоны их разорвали. Эти… кинулись держать сети, думали связать. Их расшвыряли в сторону, потом пошло веселье.
Почему-то все забывают — насколько животное может быть сильным в бешенстве. Мы-то как раз к веселью и прибыли: визги, вопли, клекот, брызги крови и взрытой земли, кто-то деятельно лезет на дерево, кто-то пытается уползти… и над всем этим — победоносные весенние трели пташек.
— Метались, будто обезумели… на защите кладки так себя не ведут, в гон тоже. Гм. Ага, вот вы с Мясником. Пегий прямо на вас вылетел.
Спасибо, Мел, я и так буду это помнить. Момент, когда у меня перед лицом оказался сперва окровавленный клюв, а потом львиные лапы с грозно сверкнувшими когями. Выглядело до того грозно, что вечная внутренняя крыса сподобилась на короткое жалобное: «Пик» — и всё.
Спасибо исключительному: он сработал быстро и чисто. Остановил сперва первого, потом второго, и от меня так кусочка и не успели откусить.
— Угу, вот чёрный. Остановился, развернулся. Ушел, не ранен. Пегий за ним. Я так понимаю, Мясник их успокоил. Потом они просто ушли в лес. Сказал, что с ними было?
Я пожал плечами. Нэйш не распространяется о внутренних мотивах животных.
— Обмолвился про бешенство — и все.
В ответ донеслось невнятное «гррр» — видать, эта теория Мел чем-то не устраивала.