Ковчег Лит. Том 1

После обеда, оставив в номере термосы, рюкзаки на 20 литров и прочие необходимые для ночевки вещи, забросили за спину 80-литровые и прыгнули в кабину канатной дороги до конечной станции «Гара-Баши». Кабины закрытые, и в них тепло, поднимаемся медленно, наслаждаемся видами. Пока еще не слишком высоко, а потому зелено и нет снега. Пересаживаемся на станции «Мир» и ползем вверх дальше. На улице хоть и ветрено, а тепло.

Высота 3750 метров. Мой друг Вячеслав не любит приюты, потому мы разбили его палатку, спрятали в нее наши рюкзаки и спустились обратно в гостиницу. Пока еще комфорт: горячий душ, белые простыни. И сохраняется ощущение того, что ты на земле, хотя это уже приличная высота. Уснула я довольно быстро, уютно вытянувшись под одеялом.

Утром мы вновь съели по хычину, заправили горячим чаем термосы, захватили 20-литровые рюкзаки и отправились пешком к «Бочкам», на станцию «Гара-Баши». Кругом пока зелено, под ногами щебенка, скальник сухой, а потому нет ощущения, что приехали на чужбину, оторвались от земли. Не спеша шагаем в высь — такую незначительную для неба и такую ощутимую для человека. Шагаем в обычных треккинговых ботинках, подъем местами очень крутой, но идти радостно, не тяжело. В пути сделали два больших привала. Вячеслав заставлял горстями лопать аскорбиновую кислоту и пить аспирин, чтобы разжижать кровь, а также сосать сгущенку из мягких упаковок, лопать сникерсы, к концу путешествия мы их возненавидели! А ведь в 1992 году, когда по телевизору показывали рекламу этого батончика, я и не мечтала, что когда-нибудь попробую его. И родители мне его подарили на Новый год. Я неделю ходила вокруг, ласкала этот батончик и на людей в рекламе, которые его так смачно откусывали, смотрела как на равных. Потом открыла, пару дней только нюхала и (о, счастье!) откусила! Один, максимум два укуса в день. Дней через шесть сникерса не стало. Мне было восемь лет. И вот мне тридцать два, я на Эльбрусе, и суперкалорийный сникерс я бы променяла на простой кусок хлеба. У моих друзей своя история «первого сникерса», для нас, постперестроечных детей, этот батончик был чудом. Обертку от него я сохранила и завела себе конверт, куда складывала упаковки от разных шоколадок и жвачек, чтобы были доказательства перед одноклассниками — на переменах мы хвастались друг другу, кто что пробовал… Если бы мне сказали, что придет время, когда меня будут пытать этим сникерсом… Но без него, по словам Вячеслава, тут, на высоте, не выжить. Не спорить с гидом, слушаться его, не пререкаться, не предлагать альтернативу — я обещала, а потому покорно «сникерснула», испила полуостывший сладкий чай, и мы пошагали дальше. Неподалеку от «Бочек» сколотили еще один приют — вагончики-коробки, обшитые снаружи профнастилом, с двухэтажными нарами внутри. В них я и поселилась, а мой друг предпочел свою палатку. В приюте нет света, воды и тепла. Свет дают строго с 19:00 до 21:00, в это же время заряжают гаджеты, включают электрический обогреватель. Есть вагончик-кухня, очень приличный, с большими столами, лавками. Кастрюли, чайники — есть все, нет только воды. Воду добывают рано утром на склонах, когда ледник, отозвавшись на солнце, едва-едва подтекает, и нужно успеть набрать воды, пока еще не начали ездить ратраки, истекая не то маслом, не то бензином. Наши рюкзаки ломились от дошираков, роллтонов и тушенки. Вячеслав предупреждал, что аппетит на высоте неважный. Но в день прибытия в приюты «Бочки», несмотря на съеденные сникерсы, аппетит у нас был хороший. С удовольствием поужинали быстрорастворимыми пюрешками.

Уже лежа на нарах в плотно застегнутом мешке, я вспомнила о моих неприятных, несчастных попутчиках, что привычно ехали на очередное опознание трупа, который мог оказаться их сыном. Что-то подсказывало мне, что их сын жив и просто скрывается от своих родителей, не желает общаться и пытается быть счастливым в своей собственной жизни, да чувство вины тихо и верно сгрызает его. Но он уже выбрал жить без них… И стало пронзительно больно, за сына в первую очередь. Я представила, что им мог быть любой мужчина, например, тот, кто сдал мне койко-место в приюте, или мужик на станции «Мир», который пересаживал нас из одной кабины в другую.

3

Следующий день мы потратили на акклиматизацию, никуда не пошли, сидели, дышали, привыкали к высоте 3750 метров. Я отправилась на станцию, где застыли железные открытые кресла. Кажется, будто креселку не включали лет двадцать. Гляжу на горы, вижу Ушбу, гору, за которой начинается Грузия. «Ушба» с грузинского переводится, как «шабаш ведьм», и вершина этой горы похожа на кошачью голову. Кошки, кстати, не выдерживают подобной высоты, потому их поблизости нет. А вот собаки — черная и белая дворняги — там ошиваются, в приюте их подкармливают. Мы тоже угощали псов сосисками и тушенкой.