Вот и скалы Пастухова. Остановились «сникерснуть». Ветер буквально сносит, но пока мы держимся на ногах, поднимаемся дальше. Вот мы у косой тропы. Здесь ветер дует уже со всех сторон, не отвернешься от него. Вдруг откуда-то из ночи появились две собаки. Путались под ногами, мешая идти. А когда мы остановились, чтобы перевести дух, одна из собак прыгнула на меня сзади, передние лапы на плечи положила. И стала скулить, жалобно, будто не желая пускать выше. Слава подумал пару минут и принял решение вернуться в приют. Мы начали спуск. Спускаться оказалось сложнее. Очень устали ноги, но это не помешало мне любоваться. Ночь сперва побелела, а вскоре нежно порозовело небо, проступили на свет божий горы, сине-серые, зелено-белые, холодные, чужие и прекрасные. А когда взошло солнце, я ощутила, что дико вымоталась и телом, и душой. Собака не пустила… спасла!.. Глупо и наивно так думать. Еще глупее — что она мой ангел-хранитель или действовала от имени папы… Но эти мысли, совершенно не свойственные взрослому человеку, греют меня.
Родилось в чистом небе, почти вровень с нами, волшебное облако. Оно было так близко и так прекрасно, что казалось, будто оно и солнце занимаются любовью. Мне всерьез подумалось, что Бог создал горы, как одну из возможностей сблизиться с человеком, дать ему этот шанс — познать совершенство и абсолютное добро. На Эльбрусе, на высоте 4800, недалеко от скал Пастухова, я впервые по-настоящему доверяла Богу, любила и была благодарна. Мой мощный катарсис случился на Эльбрусе. И я хочу всю жизнь ездить по миру, по разным горам-морям, искать места на земле, где сердце вновь откроется к прямому общению с Творцом, где стена греха будет максимально разрушена.
Спустились на канатке на 2350 к гостинице — резко потеряли высоту. И меня накрыло: усталостью, тупостью.
Я была не я, мне казалось, что мной кто-то управляет. Передвигалась и говорила медленно, боролась с этим состоянием, умывалась холодной водой, щипала себя до синяков, но только когда мы, выехав на трассу, оказались на привычной земной высоте, я вновь стала собой и уснула на заднем сиденье Славиного «акцента».
Не зря землю называют грешной. Она лопается от греха. И вот я, в привычной жизни, в зоне комфорта, вновь желаю обладать людьми, особенно любимыми, вещами, быть хозяйкой всех ситуаций и искренне думать, что те, которые меня обидели, должны понести наказание и желательно на моих глазах. Слава богу, Эльбрус научил меня справляться со злом. Быть выше мелкого мира обид, мира странных, порой неверных мер и законов, неважных людей…
Чем выше от земли, тем меньше греха. На высоте, кстати, отключено либидо. Высота и располагает к высокому. Самый главный мой страх — в случае опасности уронить человеческое достоинство. Я люблю мою жизнь и учусь не бояться смерти. Почему люди не хотят уходить? Потому что им кажется, что они еще и не жили, не были счастливы, не испытали любовь. Незнание счастья не отпускает людей с земли, потому им и страшно умирать. Каков он, последний миг, каждый из нас познает, но никто никогда не расскажет.
Постараюсь быть счастливой и любящей изо всех своих душевных сил, даже когда предлагаемые обстоятельства к этому не располагают. И в следующий поход на Эльбрус, возможно, во мне не будет животного страха смерти и не придется молиться о покое на сердце, я просто буду взбираться по склону этого молчаливого, неподвижного вулкана, возможно, он посчитает, что я — готова, и примет меня на одной из своих вершин. И я точно знаю, что буду идти с чувством благодарности, ведь на Эльбрусе во мне пробудилось важное: здесь я простила сама, почувствовала себя прощенной и бесконечно любимой. Я испытала совершенство. Осознала, какая радость, когда страх покидает тебя, ты свободен, беззащитен и чист. Беззащитен и чист… Наверное, это и есть смирение, к которому так стремятся верующие люди. Эльбрус поделился со мной своей мудростью, благодаря которой можно еще очень долго оставаться хорошим человеком.
Кристина Дергачева
Яхонт
За Северным полярным кругом, где власть уже много веков принадлежала взбитым сугробам и бурным ветрам, подымались, будто на носочках, несколько юрт. Из тундюков взлетал и медленно рассеивался дым, а за ним прятались застенчивые звезды.
Иногда слышны поскуливания одиноких волков, ищущих ночлег. Вот и трясогузка замела хвостиком неосторожные следы: не хочет, чтобы незваные гости тревожили ее жилище.
Терпкий дух жженых еловых веток окутал эфир. Хорош вечер!
— Чувствуешь, хладеет воздух? Ищо и туман щас — фьють! И северно сияние.
— А что это такое, дедушка, — северное сияние?
— Ууу, малех! — кончил дед и стал бросать сухие ветки в сверкающую пасть.
Искорки плясали в буйном хороводе, подпрыгивая выше и выше. Небо в клеточку растворило веселье, и в темнотище вдруг замерцали яхонтовые языки: изумруды, янтари и карбункулы. Выскочила птичка из-под сугроба, прибежала лисица — притаилась между соснами.