Читаем Ковчег-Питер полностью

Пальчикову стало стыдно, потому что на людях он начал испытывать неловкость за своего сына. Отец должен гордиться сыном, между тем он его стесняется. Позволительно сыну перед друзьями сторониться бедного родителя, но никак не наоборот. «Так нельзя любить сына, – мучился Пальчиков. – Так вообще нельзя любить. Это не любовь. Это предательство. Ты раздражителен с ним, ты брезглив, ты высокомерен. Тебе неприятно видеть, что сын стал полнеть, что он не умеет одеваться, что у него резкий голос. Но ведь это ты виноват. Не он, а ты. Он твоя вина. Но он не вина. Он хороший человек, у него твердый, горестный взгляд».

<p>5. Сыпь </p>

Никита по телефону сказал отцу, что не поедет этим летом с ним к морю.

– Ты не хочешь в Грецию? – удивился Пальчиков.

– Я очень хочу в Грецию. Но я не могу. У меня проблемы.

– Какие?

– У меня сыпь. На груди, на плечах.

– Какая сыпь?

– Ну, прыщики, красненькие. Они появились год назад, несколько штук. А теперь их все больше и больше.

– Они чешутся, зудят?

– Нет, просто некрасиво.

– Почему ты вчера не сказал, не показал, когда был у меня?

– Не знаю.

Вчера Никита разрыдался. Он бормотал и вскрикивал: «У меня ничего не получается… Двадцать пять лет… И ты на меня все время раздражаешься». Пальчиков обнял Никиту. Видеть слезы взрослого сына нестерпимее слез ребенка. Пальчикову было странно обнимать большие плечи зрелого плачущего человека. Никита был крупнее отца. Пальчиков увидел вблизи, что сын краснеет такими же разливами, какими раньше покрывался сам Пальчиков, подростком, юношей – от обиды, несправедливости. Он увидел, что у сына такая же мягковатая, как и у него, шея, такой же овальный профиль, такой же плавный наклон спины.

Вчера они говорили о том, как рождается душа. Отец сказал, что все души рождаются добрыми. Сын возразил: все души рождаются одинаково никакими, не злыми и не добрыми, а пустыми. И только среда и обстоятельства делают из души то, чем она становится. Нет, говорил отец, душа не tabula rasa. Душа появляется на свет с талантом, с божьей искрой и отличительной чертой. Люди сразу рождаются либо смелыми, либо опасливыми. Жизнь может превратить смельчака в героя или бандита. «У меня свое мировоззрение», – заметил сын. А старший Пальчиков почему-то вспыхнул.

Пальчиков подозревал: не из-за сыпи ли сын такой домосед, такой недотрога, не из-за этой ли сыпи у сына нет любимой девушки? А может быть, из-за девушки и сыпь? Может быть, это что-то венерическое? Может быть, сын не такой уж и девственник? – невольно обрадовался отец.

А вдруг это сифилис? – испугался Пальчиков. Он стал лазать по интернету, рассматривать отвратительные фотографии с сифилитиками. Пальчиков вспоминал свои тревоги десятилетней давности: тогда у него высыпали розеолы. Он спал с проститутками и мог заразиться. Но тогда обошлось, сыпь прошла сама собой. Он вспомнил, что не сама собой, а от мази. Мазь, кажется, называлась «Тридерм». Он прочитал, что сифилис бессимптомно способен пребывать в человеческом организме долгие годы, что сифилис может передаваться не только через интимную близость, но и через контакты в быту. Пальчиков начал мучиться, не мог ли он (если в нем была и сохранялась «дурная болезнь») инфицировать ею сына, например, в отеле, когда они могли пользоваться одной бритвой или перепутать зубные щетки?

Отец не сдержался и спросил у Никиты напрямую:

– Не сифилитическая ли это сыпь?

– Вряд ли, – спокойно ответил сын.

Отец продолжал:

– Действительно, откуда может быть сифилис? Должны быть основания. Он передается половым путем. Ведь таких оснований не было, – неохотно допытывался отец. – Не было ведь?

– Нет, конечно, – усмехнулся сын после какой-то нарочитой паузы.

– И твердого шанкра у тебя не было. Ты бы его заметил. Ты ведь читал в интернете о первичных признаках сифилиса, об этом твердом чертовом шанкре.

– Читал, – улыбался Никита. – Нет, у меня не было ничего.

Пальчиков купил в аптеке мазь «Тридерм», привез сыну, посмотрел на его оголенную грудь, утешил сына:

– Ну, какая это сыпь! Ее и не видно почти. Это совсем не то, совсем не сифилис. Это аллергическое. Скорее – нервное. От твоих тревог, от этой вечной твоей тревожности. Я думаю, мазь поможет. Если нет, надо – к дерматологу.

Вечером Пальчиков звонил сыну. Никита сказал:

– А не от крестика ли у меня эта сыпь? Я помню, что она появилась в то время, когда я начал носить крестик, который ты мне подарил.

– Нет, – сопротивлялся отец. – Все-таки это серебряный крестик.

– Я намазался мазью и на всякий случай крестик пока снял.

– Не думаю, что это крестик виноват, – говорил отец с огорчением. – Ты хотя бы носи пока крестик в кармане.

– Я положил его в портмоне.

– Я, правда, тоже не ношу свой серебряный крест, ношу деревянный на шнурке. Когда я стал надевать серебряный на серебряной цепочке, у меня сильно начал пачкаться воротник рубашки. Быть может, наши кресты не из чистого серебра, а с какой-нибудь примесью сделаны, – искал оправдания старший Пальчиков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне