Ковчег XXI

Стоял – метла метлой, – облезлый, старый.

И вдруг воспрянул. И затрепетал.

Битком набитый перелетной стаей,

ночлежкой для нее, усталой, стал.

Оживший, как восточные игрушки,

покрытый шевелящейся листвой,

от самой нижней ветви до макушки

он был от удивленья сам не свой.

Внутри него ворочались, порхали,

менялись на уютные места.

Был вечер тот, наверно, эпохален

для темного сквозящего куста.

Приюта крест

нечаян был и тяжек.

Но прутья не посмели, не смогли

стряхнуть его – и никли до земли,

покачивая млеющих бродяжек.

Без ропота, унынья и корысти

с обмякшей стаей плыли в темноту.

И мнились осовелому кусту

лиловые увесистые кисти.

Непогода

Моросящего дня кабала,

ни заката тебе, ни восхода.

Безупречною осень была —

бездорожье теперь, непогода…

Сквозняками ходи по Руси,

раздувай парусами карманы,

деревянные свечи гаси,

окуная в тоску и туманы.

Золотые лампады круши,

приближая к седому пределу.

В нашем небе не стало души,

потому-то и холодно телу.

Выметай этот лиственный сор,

отзвеневший осенней сусалью.

Обезболивай сонный простор

холодов обжигающей сталью.

И крутись и вертись допоздна —

и замри на пороге с разбега.

Разъясняется даль. Тишина.

Предвкушение первого снега.

Поздняя любовь

Одежды дня кроит ирония, к лицу наряды палачам…

Твое дыхание неровное ловлю с тревогой по ночам.

При свете дня в обличье хана я – и груб, и холоден с тобой.

А ночью слушаю дыхание, пугаясь паузы любой.

Мольбы мои обычны в сумерках: не покидай меня, живи!

Считается все это в сумме как явленье позднее любви.

Сам по себе

Я сам по себе. И не ваш, и ничей.

Я беглый, как этот весенний ручей.

Свобода, свобода и только свобода —

от края оврага и до небосвода.

Рассыплется снег и пригреет едва,

как пустится в пляс молодая трава.

Кленовые почки возьмут и взорвутся —

и стайки, и строчки на зов отзовутся.

Я сам по себе. И ничей. И не ваш.

Весна это мой заполошный реванш.

На солнце земля сгоряча задымится.

В ночи соловей невзначай затомится.

И месяц потянется, легкий и тонкий,

чтоб мальчик полез целоваться к девчонке.

И ты непременно со мною поладишь.

Коль из-под скорлупки проклюнется ландыш.

Я сам по себе. Я почти что ничей,

тебя не считая, детей и врачей.

Еще не считая, конечно, внучат,

которые ножками в двери стучат.

Еще – моложавых, нержавых друзей,

которым пора к ротозею в музей.

Еще не считая

России и Крыма.

И жизни,

которая

неповторима.

Горизонт. Стихи 2001–2006 годов

Мать