Ковчег XXI

Еще не слышно говора дневного.

И пасмурно, и тихо, и тепло.

Как будто утро взвешивает слово,

какое бы оно произнесло.

О месте – том осколке мирозданья,

чью пыль сейчас на обуви несем.

О времени текучем. Обо всем.

И каждый миг рассветного молчанья

заметен, осязаем и весом.

Мы движемся – летим или бредем, —

отдав себя дорогам и кликушам,

когда б остановиться и послушать

вот эту тишину перед дождем.

Счастье

От суеты большой вдали взрослели мы неторопливо.

Так вырастают корабли на грани неба и залива.

Мы той неспешностью терзались, как будто радость

это блиц.

О, деревень пустая зависть к огню бенгальскому столиц!

Повыжгло краски на планете, и синь повыцвела небес.

Мы чуда ждали, а на свете в обрез, наверное, чудес.

Нетерпеливые, спешили из отчих мест до самых звезд.

За нами шлейф тянулся пыли и прегрешений вился хвост.

О славе сладостно мечталось. Из вереницы тусклых дней

тянуло к мареву огней. Мы счастья ждали. Оказалось,

мы были счастливы, когда

металась чайка, размечала поставленные невода

и между сваями причала вздыхала, ерзая, вода.

Закат

Закат медлительный погас. Темнеют перья облаков,

и звезды светятся для нас сквозь толщу пыльную веков.

Стоит высокая луна, и веет скошенной травой.

На свете есть лишь ты одна. Мы не расстанемся с тобой.

Восходит вечность над землей и Млечным движется Путем

лишь оттого, что ты со мной, лишь потому, что мы вдвоем.

Звенят составы вдалеке, летя в неведомую тьму.

Твоя рука в моей руке, и сладко сердцу моему.

Мадонна

Поля истории во мгле. Но если честно разобраться,

то все, что было на земле, всего лишь смена декораций.

Идут века. И в тех веках живет усталая мадонна

и, стоя на крылечке дома, младенца держит на руках.

Не уяснили до сих пор мы и, может быть, поймем едва,

что бытие меняет формы, не изменяя существа.

Прикрыв махровым полотенцем тугой источник молока,

мадонна новая с младенцем на время смотрит свысока.

Закат во всем великолепии. Гляжу, взволнованно дыша.

Текут века, тысячелетия. Мадонна держит малыша.

После ненастья

К полудню плавно тучи разошлись.

Так театральный занавес отходит.

Открылись

ослепительная высь,

и даль, и капля каждая в природе.

Как славно, что ненастье позади.

Хотя тут ничего и нет такого,

но песня занимается в груди —

мелодия, сбежавшая от слова.

Воспел бы я, умей, конечно, петь,

окрестность и заоблачную область.

Я кисть бы взял, сумей запечатлеть

обласканную красками подробность.

Объяты солнцем улица и двор.

И даль ясна, и день такой хороший.

И перед самым домом косогор ликует,

одуванчиком поросший.

Выбор