Ковчег XXI

Вверху июнь, горит закат. А тут, в подземном переходе,

безотносительно к погоде слепой колдует музыкант.

Безликой тьме наперекор, наперерез бегущей массе

толкнет лады незрячий мастер и первый выбросит аккорд.

Давай, болезный, жарче сыпь! Как тесно станет

разговорам,

когда высоким переборам добавят мужества басы.

Постой, прохожий, оглянись! В кругу тревог, забот, метаний

рванет безокий гармонист меха твоих воспоминаний.

Как будто в темном этом схроне ему, безглазому, светло.

Разбудит наигрыш гармони что в душах сонно залегло.

Напомнит давними словами, напевом, узнанным едва,

что песня, преданная нами, как родина, еще жива.

Менялись мы

Волнуясь, будто клубы дыма или полотнища знамен,

менялись мы неудержимо на лютом сквозняке времен.

Ничьих ошибок не прощали, обмана, плутовства, измен.

И лишь в себе не замечали неумолимых перемен.

Однажды с отстраненной точки в себя вглядимся,

чуть дыша.

В родной телесной оболочке чужая залегла душа.

Смерть актера

Актер умирал. Не мечом бутафорским заколот,

упав театрально и руки раскинув картинно.

Его добивали безденежье, старость и голод.

Известное дело, привычное ныне, рутина…

Актер умирал. Не на съемочной рухнув площадке,

чтоб охнули после, дивясь эпизоду расстрела.

Лежал на матрасе, как будто на мокрой брусчатке,

и запах мочи восходил от немытого тела.

Актер умирал. И совсем не в процессе старенья

таилась его преждевременной смерти причина.

Хотя навсегда изменились пространство и время,

себе изменить не сумел настоящий мужчина.

Актер умирал. Не на сцене, как это бывало,

к богам обращаясь, партеру, галерке, балконам.

Актер умирал – и сползало его одеяло

с последних иллюзий. По всем театральным законам.

Реквием

Памяти В. М. Кузнецова

Грубые трубы рыдали. Плакала пьяная медь.

Горе слепыми рядами строила строгая смерть.

Свежесть отваленной глины – запах отпетой беды.

Плыли печальные гимны, словно разорванный дым.

Залпы хрустели прощально. Будто, во мрак уходя,

резко рвалась и трещала тонкая ткань бытия.

Шаткая встала ограда из неживого венка,

чтобы колонной парада в небе пошли облака.

На Руси

На Руси как на Руси.

Паства та же. Те же боги.

На проселочной дороге

скучный дождик моросит.

Все как было. Все как будет.

Зыбкий ветер лужи студит.

Сотни верст исколеси —

на Руси как на Руси…

Кукушка