Ковчег XXI

Я дома. Посажен в подушки. В окошке столетник с геранью.

Мне чудится голос кукушки. Я верю ее кукованью.

Ты вовсе не глупая лгунья, лесная гулена и врушка.

Ты помнишь? – Начало июня. Залитая солнцем опушка.

Тебя я просил не скупиться, и ты, не скупясь, куковала.

Столетье пророчила птица, вещунья лесного привала.

Не зря колдовала… В итоге спасибо хирургу Моздока:

в обмен на пропащие ноги не дал он загнуться до срока,

назначенного ворожеей крылатой из кукольной рощи.

Ведунья, скажи, неужели все было страшнее и проще?

Спасибо пернатой гадалке за скрип госпитальной каталки,

за ангела в белом халате, менявшего судна в палате.

Колдунья березовой сказки, бессмертие ты возвещала.

И лишь об одном умолчала. Насчет инвалидной коляски…

Руины

Угрюмо, хоть и солнечно, в руинах

обрушенного древностью дворца.

Гнездовье здесь испугов беспричинных,

змеящихся в бурьяне без конца.

Тут ящерки скользят неуловимо,

как тени торопливых облаков.

Легенда тут неясная хранима

в безмолвии плюща и лопухов.

Потугами земного притяженья

мгновения спрессованы в века.

Все кануло: пиры, балы, сраженья,

любовь, раздоры, горечь и тоска.

Забыты все: и кто воздвигнул стены,

и кто тут жил, и кто служил ему.

А что таится в шепоте растений,

известно только Богу одному.

И чудится, что кроме нас на свете

руины лишь и запах чебреца.

И вымощена плитами столетий

дорога без начала и конца.

Млечный Путь

Уютны летние потемки. Шумы вечерние негромки.

Фонарь зажегся на столбе. Я размышляю о судьбе.

Над холостяцкою закуской о благе думаю, о зле.

Недобрый гений мысли русской, мостится водка на столе.

Грущу о времени бегущем и звезд изогнутом ковше.

О том, что сумерки все гуще в окне вечернем и душе.

О полосе туманно-млечной, где блещет и моя звезда.

Седой тропе, рутинной, вечной, из ниоткуда в никуда.

Горизонт

Когда-то буду хром. Возможно, глух.

А может быть, еще к тому ж и слеп.

Оглянешься – захватывает дух

от бездны, простирающейся вслед.

Хотя глядишь назад как будто вниз, поверь,

тут восхожденье ни при чем.

Я знаю, что житье не альпинизм,

не шастанье с котомкой за плечом.

Пусть кажется, что пропасти озон

остуживает голову и грудь, —

увы, горизонтален этот путь.

И так недосягаем горизонт.

Поезд